Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса

Во время последней встречи с Элисон Вульф мы обсудили ужасную проблему иллюзии вклада ученого сообщества в науку – в глазах нового высшего класса стран Азии и США диплом университета Лиги плюща превратился в статусный предмет роскоши. Гарвард стал чем-то вроде сумки от Vuitton или часов Cartier. Все это жутко сказывается на родителях из среднего класса, которые пашут как волы, чтобы вбухать большую часть сбережений в подобные университеты, обогащая администраторов, маклеров, профессоров и прочих посредников. В США растет кредитный долг студентов, автоматически становящийся доходом этих посредников, фактически живущих на ренту. В каком-то смысле это тот же самый рэкет: тому, кто хочет чего-то добиться в жизни, нужен диплом пристойного университета «с именем»; при этом мы знаем, что общество в целом не выигрывает от организованного образования ровным счетом ничего.

Элисон Вульф попросила меня написать о будущем образования; я сказал, что смотрю в завтрашний день с оптимизмом. Мой ответ таков: чушь по определению хрупка. Всякой афере в истории приходил конец. Я всецело верю в то, что Время и История разоблачат жуликов и сокрушат все то, что хрупко. Образование – это институция, которая разрослась без внешних стрессоров; в конце концов этот пузырь лопнет.

Следующие две книги, V и VI, продемонстрируют, что хрупкое подвержено разрушению – по очевидным причинам. Книга V покажет, как распознавать хрупкость (в более специальных терминах), и расскажет о том, как работает философский камень. Книга VI базируется на концепции, согласно которой Время – скорее разрушитель, чем строитель, и оно отлично справляется с уничтожением всего хрупкого – будь то здания или идеи[85].

Книга V Нелинейность и нелинейность [86]

Пришло время еще для одной автобиографической виньетки. Чарльз Дарвин писал в исторической секции «Происхождения видов», представляя зарисовку о прогрессе мнения: «Я надеюсь, мне простят эти чисто личные подробности, так как я привожу их, чтобы показать, что не был поспешен в своих выводах»[87]. Не слишком верно утверждать, что нет точного слова для обозначения антихрупкости, ее концепции и применения. У нас с моими коллегами такая концепция имелась, пусть мы об этом и не знали. У меня она была уже очень, очень давно. Большую часть жизни я размышлял об одной и той же проблеме, частью сознательно, частью – нет. Книга V рассказывает о моем путешествии – и о концепции, которую я в результате обрел.

О том, как важны чердаки

В середине 1990-х я спокойно выбросил галстук в мусорную корзину на углу нью-йоркских 44-й улицы и Парк-авеню. Я решил на годик-другой отойти от дел и запереться на чердаке, чтобы выразить то, над чем трудилось мое сознание, и попытаться как-то определить «скрытую нелинейность» и их последствия.

У меня на тот момент не было концепции – был метод, и только, а более глубокая, стержневая идея от меня ускользала. Однако, используя этот метод, я написал почти 600-страничный трактат об управлении нелинейными эффектами – с графиками и таблицами. Мы говорили о нелинейности в Прологе: это слово означает, что отдачу нельзя описать прямой линией. Но я пошел дальше и стал искать связь с переменчивостью; что именно я нашел, станет ясно чуть позднее. Я углубился в переменчивость и другие подобные эффекты более высоких уровней.

Результатом уединенных размышлений на чердаке стала книга, которую я в итоге назвал «Динамическое хеджирование» (Dynamic Hedging). Она рассказывала «о методах управления сложным нелинейным деривативным риском и работы с ним». Это была специальная работа, написанная с нуля или, как сказали бы римляне, «от яйца» (ab ovo). Сочиняя книгу, я уже знал, что концепция явно имеет более широкое применение, нежели ограниченный ряд методов, которые я использовал в своей профессии; я знал, что моя профессия – превосходная отправная точка для того, чтобы задуматься об этой концепции, но был слишком ленив и слишком консервативен, чтобы осмелиться пойти дальше. Та книга стала моей любимой (до тех пор, как я написал эту книгу), так что я с теплыми чувствами вспоминаю две суровых нью-йоркских зимы, проведенные мной на чердаке почти в полной тишине. Яркое зимнее солнце согревало чердак и мой проект. Несколько лет я только о нем и думал.