Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса

Как доказал недавно великий историк Поль Вен, в гладиаторы шли вовсе не по принуждению – это легенда. По большей части гладиаторы были добровольцами, желавшими рискнуть жизнью и стать героями – или, проиграв, доказать самой большой толпе в мире, что они способны принять смерть достойно, не ежась от страха. Когда гладиатор проигрывал схватку, толпа решала, пощадить его – или позволить противнику добить побежденного. Те, кто попадал на арену по принуждению, зрителям не нравились: такие гладиаторы не ставили на кон свою душу.

Лучший урок храбрости преподал мне отец. В детстве я до поры восхищался только его эрудицией, но не слишком сильно, ведь эрудиция еще не делает мужчину мужчиной. У отца было фантастическое эго и громадное чувство собственного достоинства; он требовал к себе уважения. Когда шла Ливанская война, во время проверки на дороге отца оскорбил некий ополченец. Отец отказался подчиниться и разозлился на ополченца за неуважение. Когда он уезжал, ополченец выстрелил ему в спину. Пуля оставалась в груди отца до конца жизни, и в любом аэропорту мира он вынужден был показывать проверяющим свой рентгеновский снимок. Вот почему планка храбрости для меня поднята очень высоко: достоинство ничего не значит, если вы не готовы заплатить за него некую цену.

Из античной культуры я вынес понятие «мегалопсихон»[126] (из Аристотелевой этики), величественную концепцию, смененную позже «христианским смирением». На романские языки это слово не переводится, в арабском таких людей называют «шхм» – что можно перевести как «не ничтожный». Если вы рискуете и встречаете судьбу с достоинством, ничто не может сделать вас ничтожным; если вы не рискуете, ничто не сделает вас великим, вообще ничто на свете. И когда вы принимаете риск, оскорбления полулюдей (ничтожных людей, которые ничем не рискуют) схожи со звериным лаем: пес оскорбить не может.

Хаммурапи

Поработаем теперь с элементами таблицы 7 и соединим этику, наше центральное понятие, с комплексной фундаментальной асимметрией (между приобретениями и потерями). Как профессора бизнес-школ и подобные им хрупкоделы (и только они) не могут отделить неуязвимость от экономического роста, так и мы не можем отделить хрупкость от этики.

У некоторых людей возможности и опциональность появляются за чужой счет. И другие люди об этом не знают.

Эффект от переноса хрупкости тем опаснее, что современность производит все больше и больше людей из левой колонки – так сказать, героев наоборот. Очень многие профессии, появившиеся в новое время, становятся более антихрупкими за счет нашей хрупкости: правительственные чиновники на постоянном контракте, члены научного сообщества, журналисты (из тех, что не развенчивают мифы), врачебный истеблишмент, менеджеры фармацевтических корпораций и т. д. Как решить эту проблему? На помощь приходят, как обычно, древние.

Законы Хаммурапи, созданные около 3800 лет назад, предписывают восстанавливать симметрию хрупкости так:

Если строитель построил человеку дом и свою работу сделал непрочно, а дом, который построил, рухнул и убил хозяина, то этот строитель должен быть казнен. Если он убил сына хозяина, должны убить сына этого строителя. Если он убил раба хозяина, то он, строитель, должен отдать хозяину раба за раба[127].

Как можно видеть, 3800 лет назад люди были мудрее, чем сегодня. Идея этих параграфов состоит в том, что строитель знает куда больше, чем любой инспектор по технике безопасности, особенно о том, из каких материалов делается фундамент. Это лучшее правило управления риском на все времена, ведь фундамент с его отсроченной способностью к разрушению – главное вместилище скрытого риска. Хаммурапи и его советники знали толк в маленьких вероятностях.

Ясно, что цель этого закона – не столько наказывать за разрушившиеся дома, сколько спасать жизни, побуждая строителей всячески избегать причинения вреда кому бы то ни было.

Подобная асимметрия особенно сильно проявляется, когда дело доходит до очень маловероятных событий, то есть до Черных лебедей, – мало кто понимает, что это такое, и скрыть риск тут легче всего.

У Жирного Тони есть два эвристических правила.

Первое: никогда не садись в самолет, если на борту нет пилота.

Второе: убедись в том, что в самолете есть второй пилот.