Антихакер

Слава вышел через балконную дверь. В соседнем доме свет был включен. Возможно, уже выезжает отряд ППС с ближайшего отделения. Быстро спустился по приставной лестнице, забрал ее и быстрым шагом устремился к калитке. Когда он закрыл ее за собой и даже провернул ключ, чтобы задержать и дезориентировать возможных преследователей, посмотрел на часы. Три пятнадцать. Восемь минут, чтобы закончить две жизни.

Он бросил лестницу сразу у стены: все равно найдут, и времени прятать ее нет. До автомобиля нужно было пробежать больше километра. По Гугл-картам Слава нашел лесную дорогу, не ту, что вела вокруг поселка. По этой нужно было вернуться и проехать рядом с КПП. Машину бы приметили точно. Лесная дорога вела в противоположную сторону и выходила на трассу.

Слава стащил балаклаву, достал компас и, вспомнив школьные уроки ориентирования, понесся на северо-запад, огибая деревья и стараясь всякий раз возвращаться на маршрут. Через шесть минут он выскочил на дорогу. Его «Хендая» не было видно, и он не понимал, в какую сторону бежать его искать. Он наклонился, упершись ладонью в колено, и, тяжело дыша, поворачивал голову то вправо, то влево. Если он даже убежит, оставив машину, то ему все равно каюк, потому что тачку найдут. А следом и его.

Из-за туч вышла луна, немного осветив проселочную дорогу, но помощи в этом не было. Через полчаса уже начнет светлеть по-настоящему и на дорогах встанут посты полиции. Слава увидел, что все еще держит в руках пистолет. Сбросить его нужно, но только когда уедет на машине. Пока что собака отыщет его по следу. Он спрятал «макаров» в карман куртки и застегнул его. Мысли крутились в голове вроде верные, но они не давали ответ на насущный вопрос: как найти эту долбаную машину?

Слава четко помнил те рассуждения: «Так, в принципе, если я не отклонился сильно (а он прям сильно старался не отклоняться), то тачка должна быть где-то рядом». Он снова посмотрел по сторонам и оценил, сколько дороги просматривается до ее изгиба с каждой стороны. Слева поворот был ближе, метрах в пятидесяти. «Бегу туда, шансов, что машина там, больше. Все-таки не пополам, может, хотя бы шестьдесят на сорок».

Беглец бросился по дороге, каждую секунду надеясь увидеть заветный «Хендай». Но, пробежав метров триста, он так ничего и не встретил. Время шло. Каждая потерянная минута приближала срок его заключения. Может быть, трупы уже обнаружили, и сейчас завертится сложный механизм репрессивной машины государства. Слава решил: «Вот этот поворот последний, и бегу назад». Но за поворотом, щурясь трещиной на лобовом стекле, приткнулся к обочине его родной «Гетц».

«Ну я, блин, почти попал», – подумал Мирошниченко, забираясь в машину. С тех пор отход он репетировал всегда особенно скрупулезно. До убийства всегда есть право на ошибку, можно все отменить и перенести. Но после выстрела любой прокол стелет жесткую шконку на лучшую половину жизни.

Мотор взревел, и в ярком свете фар метнулась лесная зверушка, убегая подальше. Теперь он понесся к трассе, где, проехав пару километров, свернул на дорогу в садовое товарищество. Там он загнал автомобиль на заброшенный участок, который заприметил при объезде ближних дач, и отсиделся до утра. Пистолет к тому времени уже начал ржаветь в заброшенной, никем не обслуживаемой обочине. Пропитанная кровью одежда дождалась в багажнике вечера, когда он достал ее из полиэтиленового пакета и сжег в печной топке.

Пегий приехал передать деньги в пятницу. Славе казалось, что он уже отошел от событий ночи вторника, и, бравурно скаля зубы, он распихивал пачки с пятитысячными купюрами по карманам.

– Ты как Дориан Грей, – произнес Пегий.

– Что за Грей?

– Недавно кино выходило, посмотри. Интересное.

– Грей так Грей, – произнес он.

Больше сам Пегий ни разу не встречался с Мирошниченко, задачи и деньги всегда приносили его бегунки. А фильм Слава посмотрел, когда его пацаны вдруг стали звать его Греем вместо Славика. Понравился. Но Слава понимал, что он не заслуживает этого имени. После того как он навел пистолет в лицо человеку и нажал на курок, он перестал быть прежним. Это лицо с черной дырой в башке являлось почти каждую ночь, смотрело пустым взглядом. Славе перестали быть нужны друзья и их уважение, черт бы его побрал. Как-то не до смеха сразу стало. В одиночестве глушил односолодовый виски и думал, что дальше. И квартиры этой, на крови, не надо было. И никому теперь не открыться и носить в себе ту комнату с мертвыми телами всю жизнь.

И вот уже девять лет Славик Мирошниченко шагает по этой мрачной дороге, не в силах сойти и не в силах примириться с собой по-настоящему, а не только в алкогольных слезах. Так что никакой он не Дориан Грей. Хотя другие и видят его успешную картинку, черный внедорожник, тренированную в зале поджарую фигуру, его баб с накачанными губами и сиськами, но настоящий его портрет стоит не в кладовке, он перед ним в зеркале каждый день. Дьявол. Гореть ему в аду.