Аноним

— Очень просто, месье Жак. Ни отец, ни мать не оставили завещания. И согласно нынешним законам о наследовании, всё имущество перешло на сохранение ближайшему родственнику, пока мне, прямому наследнику, не исполнится восемнадцать. Моим опекуном оказался двоюродный дядя по маминой линии. Он старше всего на пять лет, пьяница и мот. Как только узнал о кончине матушки — перебрался в поместье из какого-то захолустья. Сначала мы жили под одной крышей, но я начал замечать, как пропадают стоявшие на своих местах дорогие предметы искусства: резные шкатулки, драгоценные канделябры, фарфоровые вазы, предметы столового серебра… Даже любимая матушкина статуэтка… Когда я спросил об этом прямо, дядя был пьян и ударил меня. Назвал щенком, ответил, что это не моё дело. В тот вечер я заперся в комнате, чтобы избежать его гнева. Через неделю только узнал, что дядя стал проводить в моём доме вечера карточных игр и проигрывался, платя долги из моего же наследства. Я попытался говорить с ним, когда он не был пьян, но тот только отругал меня, ссылаясь на похмелье. Он всегда был либо пьян, либо мучился похмельем. И если во втором случае достаточно было просто не говорить с ним, то в первом я запирался на засов, который сам же оборудовал на двери покоев. У дяди слишком тяжёлая рука, — Фрэнк прислонил ладонь к щеке, словно та ещё помнила жёсткую оплеуху. — Мои синяки на теле ещё не полностью прошли, месье Жак.

Мужчина сжал и разжал кулаки, а юноша продолжил, не дожидаясь, пока его перебьют:

— Всего полторы недели спустя он определил меня послушником в это аббатство, объясняя это настоятелю тем, что он слишком занят и не имеет лишнего времени присматривать за шалостями шестнадцатилетнего мальчишки. Он имел на это право, согласно нынешним законам. Определить своего подопечного в специальное заведение, если его содержание будет вовремя и полностью оплачиваться. И вот я здесь, — горько улыбнулся Фрэнк. — Я не знаю, что останется от моего дома, когда я вступлю в права наследования. Нет никаких законов, запрещающих продавать или отдавать кому-либо вещи из дома. А средства на содержание он снял с моего счёта в банке вместе с нотариусом. Только вот бумаги этот мошенник готовил для дорогого пансиона на берегу моря. А отправил меня в это аббатство в качестве послушника. Думаю, не стоит говорить, что разницу сумм я также не увижу?

— Это неимоверное количество испытаний для такого юного хрупкого мальчика, как ты, Луи, — мужчина по-отечески положил свою сухую ладонь на колено юноше и слегка сжал, вот только Фрэнк прекрасно видел, что сострадания в этом жесте — ни на грош. Лишь похотливая жадность прикосновения. — Ты необыкновенно сильный, если до сих пор не сломлен своими горестями.

— Я люблю жить и получать от жизни все удовольствия, несмотря ни на что, — чуть помедлив, вдруг прошептал Фрэнк, накрывая обжигающую ладонь на колене своей рукой. — Спасибо, что выслушали, но мне пора идти, скоро время вечернего молебна, — он порывисто встал и направился к небольшой дверце в алтаре, не оглядываясь.

— Постой! — вдруг ожил месье Русто. — Луи! Мы увидимся ещё раз? Я и правда могу помочь тебе, — крикнул он, ещё не веря, что его добыча так легко ускользнула из рук.

— Я молюсь здесь каждый вечер, месье Жак, — с грустной улыбкой сказал Фрэнк-Луи перед тем, как скрыться за дверью.

Джерард придерживал край сюртука у груди рукой, ощущая своё учащённое сердцебиение. Он наблюдал за происходящим из-за перил с органного балкона и не верил собственным глазам. Настолько честен, настолько искренен был Фрэнк, что на какое-то время Джерард и сам поверил в то, что его мальчика зовут Луи. Что ему пришлось пережить столько несправедливости и испытаний… Что он сумел в конце заигрывать со старым, похотливым извращенцем. Он закрыл глаза и, стараясь успокоиться, сделал несколько медленных вдохов-выдохов.

Джерард видел, как неторопливо уходил взволнованный месье Русто, то и дело поправляя полы вычурного жюстокора. Узкие кюлоты явно были не слишком удобны ему сейчас, и от этого походка старика выглядела вихляющей. Видел, как закатные лучи облизывали нижние камни кладки, чтобы затем погрузить своды храма в сумрак. Но и тогда он ещё не покинул своего убежища, приводя мысли и чувства в порядок.

****