Аномалия Шарли

— Эти грязные, вонючие Граклы… вечно все воруют и сжигают весь мир дотла. Будто они не знают другого способа, кроме как просто быть противными.

Мы перешли от жизни в, вероятно, самом безопасном укрытии в Ничто, к тому, чтобы сидеть на корточках в импровизированной пещере. Это было скопление огромных камней, которое находилось в нескольких сотнях ярдов от берега небольшого пруда. Уолтер натянул на вершины скал лоскутное одеяло из брезента, чтобы дать нам хоть какое-то укрытие. Но дождь все равно проникал.

Это был ледяной дождь — тот, что щипал кожу, когда падал, и оставлял скользкие пятна на земле. Я упала уже четыре раза. Каждый день, и, по крайней мере, два раза в день, мы спускались с холма и наполняли наши ведра в пруду.

Это была холодная, жалкая работа — таскать ведра в гору. Я носила два, так что Уолтеру приходилось нести только одно. Я отдала ему единственное ведро, которое не протекало, и просто прикусывала язык каждый раз, когда ледяная вода из пруда попадала мне в штаны.

Я заслуживала быть несчастной. Я заслуживала быть ничем и ничего не иметь. Я заслужила то, что Аша сделала со мной. Как Говард всегда говорил: «Ты свила свое гнездышко, Шарлиз, и теперь эти твои необычайно уродливые цыплята наконец-то вернулись домой, чтобы поселиться».

Говард был прав насчет меня. Я делала глупости со своей жизнью — и когда все это закончится в печи огня, который я разожгла, это будет моя вина. Да, я заслужила все плохое, что со мной когда-либо случалось, и все плохое, что еще предстояло.

Но Уолтер не заслуживал. И если я не могла набраться смелости, чтобы сказать ему правду, то самое меньшее, что я могла сделать, это работать вдвое усерднее — тогда ему придется страдать вдвое меньше.

Кое-что я помнила, это было на краю болезненного тумана. Однажды я проснулась посреди ночи, и Уолтер наблюдал за мной. Как только мои глаза открылись, его глаза наполнили гневные слезы.

— Знаешь, чего я не понимаю? Ты всегда была так добра к ней. Обращалась с ней правильно — наверное, обращалась с ней лучше, чем кто-либо раньше. Вы были так хороши… — он нахмурился, вытирая слезы рукавом. — Хм… не очень хороши, видимо.

Я помнила, как думала, даже когда эта парализующая боль бушевала в моих конечностях, что я никогда не позволю этому случиться снова. Я не собиралась быть мягкой. Я не собиралась заботиться. Я не собиралась думать сердцем — и я не хотела подпускать никого достаточно близко, чтобы меня могли побить палкой.

В следующий раз, когда кто-то встанет передо мной и попытается заставить меня что-то почувствовать, я просто выстрелю ему между глаз.

И я не собиралась беспокоиться о том, правильно это или нет.

* * *

— Ненормальная! Эй, уродка!

Уолтер был в паре десятков ярдов слева от меня, но я его почти не слышала. Ну, я слышала — наверное, мне просто было трудно сосредоточиться на том, что он говорил.

Так было уже около недели, с тех пор, как я проснулась и начала двигаться. Моя голова чувствовала себя медленнее, чем раньше. Медленнее в концентрации внимания и поддержании разговоров. Пока я была одна, я могла думать. И память у меня все еще была довольно острая.

Но мне было трудно обращать внимание на Уолтера.

— А? — отозвалась я рассеянно, примерно после пятого раза он закричал:

— Перестань ковырять эту шишку и принеси сюда пилу, хорошо? Боже! Уже пора что-нибудь поесть. Ты хочешь есть, да?

— Конечно, — буркнула я.

— Что?

— Конечно, — снова сказала я.

Уолтер смотрел на меня. Я знала, что он беспокоился о том, какой пустой я была в последнее время. Я знала, что он предпочел бы, чтобы я кричала о его слухе, как раньше. Но меня это больше не беспокоило. Меня сейчас ничего не беспокоило…

Кроме этой шишки.

В основании черепа была огромная вздутая масса. Прямо в мягком треугольнике кожи между костями. Она была крепче и более сморщенная, чем остальные мои синяки, и если я нажимала на нее, даже чуть-чуть, волна жгучей боли прокатывалась по всему моему телу. Даже в подошвы моих ног.

Но продолжала нажимать. Я стискивала зубы от боли и нажимала снова и снова — потому что каждый раз, когда я это делала, я что-то видела.

Где-то в глубине моей головы играла история. Она работала в постоянном потоке:

Я стою посреди пустынной дороги. Сломанные, выгоревшие на солнце машины мчатся по полосам в обоих направлениях. Облако канюков кружит над головой — и это настолько реально, что я чувствую, как их тени скользят по моему лицу. Они приносят крошечную вспышку прохладной тени, когда…

Мне нужно было на мгновение убрать руку и дать себе возможность дышать. Боль от нажатия на эту шишку через некоторое время становилась невыносимой. Но каждый раз, когда я останавливалась, я пропускала часть истории.