Анна Керн: Жизнь во имя любви

Иногда и Феодосия Петровна присылала племяннице наряды. «О, как я сегодня счастлива, мой ангел, благодарю вас тысячу раз за всё присланное, – писала Анна Петровна. – За вуаль я давно уже заплатила, а ещё дала 9 рублей за пояски. Теперь благодарю вас за прекрасную закладочку и поясочек. Прошу вас, мой ангел, прислать мне шитья. Я… надеюсь скоро же иметь случай достать дешёвых и хороших чулок из Митавы <…> Вы мне писали, что имеете прекрасные узоры, так для пелеринки я полагаюсь на ваш вкус, или попросите папеньку, чтоб он для меня выбрал, приятнее будет носить. Хороших и модных узоров я постараюсь для вас достать, мой ангел».

Сама Анна рукоделием, похоже, не очень увлекалась. Один раз она упоминает о том, что шьёт кисет в подарок папеньке: «Как вы думаете, ведь папеньке будет приятен этот кисет? Я бы ничего больше не успела сделать, но я сама его шью, вы мне напишите, понравится ли ему он?»

Находясь вдали от родных, она часто баловала их подарками. «Посылаю вам, мой ангел, – писала она Феодосии Петровне, – два платка, которыми муж позволил мне распорядиться по моему усмотрению. Я помню, вы однажды выразили желание иметь полосатый платок. Другой я хочу подарить Ольге Андреевне, она женщина бедная, ей это будет приятно, да и к свадьбе пригодится. Возьмите себе, мой ангел, тот, который больше вам понравится, и носите его из любви к вашей Анете, а для неё нет большего счастья, чем сделать вам что–то приятное. Другой же пошлите от меня Ольге Андреевне <… > Хотела послать Лизе сапожки, но Ер–молай Фёдорович говорит, что дорого на почту, и хотел послать казённым конвертом, но я это отклонила <…> Сейчас принесли мне холстинку и шерсть, которую я выписывала из Дерпта для вас, жаль мне очень, мой ангел, что холстинка не такого цвету, как вы желали, но она очень тонка и хороша, другого цвета не нашли; я постараюсь ещё выписать и ту сама привезу, шерсть тоже посылаю, но она не очень хороша. Посылаю Лизе на именины модный платочек, который прошу вас ей вручить от меня душевно, чтобы понравился».

Как видим, наша героине были не чужды маленькие и вполне простительные женские слабости – впрочем, характерные для большинства представительниц прекрасного пола. Но по–настоящему одно только спасало её в это трудное время – книги. Анна читала произведения А. Коцебу, В. А. Озерова, В. А. Жуковского, «Сентиментальное путешествие» Л. Стерна, «Надгробные речи» Э. Флешье, «Новую Элоизу» Ж. Ж. Руссо, «Письма» М. Севинье, «Гамлета» У. Шекспира, цитируя понравившиеся, в основном созвучные её настроению, строки в дневнике. Особенно увлекла её книга мадам де Сталь «О Германии», ставшая для неё своеобразным духовным ориентиром. «Какая она прелесть, г–жа Сталь, я преклоняюсь перед ней, и, однако, мне кажется, что не всякому дано уметь любить это „нечто неизъяснимое“ и понимать чувства того, „в ком есть душа, много души“… Я по–прежнему много читаю, – что бы я без этого стала делать! Читаю романы, дабы рассеяться. Что бы ни говорили против такого рода чтения, я считаю, что ни что не может лучше успокоить мои страдания».

В конце июля 1820 года Анна вдруг обнаружила, что «на своё несчастье» снова беременна: «Господь прогневался на меня, и я осуждена вновь стать матерью, не испытывая при этом ни радости, ни материнских чувств. Мой удел на земле – одни лишь страдания. Я ищу прибежище в молитве, я покорно предаю себя воле Божьей, но слёзы мои всё льются».

Она пишет тётушке Ф. П. Полторацкой: «Вы знаете, что это не легкомыслие и не каприз, я вам и прежде говорила, что не хочу иметь детей, для меня ужасна была мысль не любить их, и теперь ещё ужасна. Вы также знаете, что сначала я очень хотела иметь дитя, и потому я имею некоторую нежность к Катеньке, хотя и упрекаю иногда себя, что она не довольно велика. Но этого все небесные силы не заставят меня полюбить: по несчастью я такую чувствую ненависть ко всей этой фамилии, это такое непреодолимое чувство во мне, что я никакими усилиями не в состоянии от оного избавиться».

А Керн становился всё невыносимее. «Когда человек холоден, потому что таков его характер, это ещё можно перенести, но когда холодность происходит от злобы, от презрения к тебе и сопровождается самыми оскорбительными подозрениями! Это убийственно! Его поведение сделало его для меня столь отвратительным, что я рада была бы бежать, куда угодно, только бы ничего не слышать о нём, он мне стал невыносим. Вот сейчас он приходил, целый час плевался у меня в комнате и ушёл, не сказав ни слова… Поверьте мне, не могу дольше терпеть. Простой солдат и то более уважительно относился бы к своей жене. Он должен был бы иметь ко мне жалость хотя бы из–за моей несчастной беременности, но ведь это бездушное существо, у него каменное сердце… Теперь умоляю вас, – просила Анна Феодосию Петровну, – расскажите обо всём папеньке и умолите его сжалиться надо мной во имя неба, во имя всего, что ему дорого. Маменьке об этом говорить не нужно… »