Анклавы в аду. Встречный прорыв

Я спрыгнул внутрь классной комнаты и быстро сместился к противоположной от окна стене так, чтобы человек, вошедший в дверь, меня заметил не сразу.

Из коридора невнятно доносились звуки разговора изредка перемежаемые матерными выкриками.

— Четвертый внутри, уголок чист, — доложился я остальным, понизив голос.

— Восемнадцатый принял, — немедленно ответил Верстаков. — Иду к тебе.

Я до десяти досчитать не успел, как капитан перемахнул через подоконник. «Килограммов сто в „мальчике Пете“, а фиг услышишь», — отметил я, продолжая контролировать вход в класс.

Капитан двинулся к двери, неслышно перекатываясь с пятки на носок, так что единственным звуком, выдававшим его, был чуть слышный скрип половиц. «Будь полы бетонные или линолеумом покрытые, вообще бесшумно прошел бы!» — в который раз восхитился я отменной подготовке южанина.

Верстаков присел на корточки и выставил в коридор маленькое зеркальце на металлической складной рукоятке. Явно у них кто-то для спецуры такие делает. Подобные «вкусные» вещички были в наших краях большой редкостью, как добыли много лет партию именно таких зеркал, так до сих пор передаем от отца к сыну, а тут новое, непоцарапанное. И сама рукоять с умом сделана — покрытие серое, матовое, чтобы лишнего блеска не было.

Секунд десять Петр наблюдал за коридором, потом повернулся ко мне и показал, что в коридоре находятся три противника, вооруженных автоматами. Дистанция — примерно десять метров, то есть, если прикинуть к зданию, эта троица ошивается как раз в главном вестибюле. Быстрыми отточенными жестами капитан показывает мне, как расположились в помещении противники.

— Четвертый в канале. Начинаем работу на счет «тридцать». Восьмому — контроль фасада. Время пошло.

Два щелчка показали, что Федя-Говорун, в настоящий момент работающий под позывным «Восьмой», меня принял и понял.

«Четырнадцать ноль три», — короткий взгляд на часы. Проволочный приклад АПБ[54] выдвинуть, пара глубоких вдохов — и в коридор!

Капитан выходит первым — он видел обстановку своими глазами, ему и карты в руки. Вышел — в данном случае все-таки небольшое преувеличение. Так, чуть высунулся в коридор. Негромко хлопнул выстрел. Я выглядываю в ярко освещенный солнцем коридор и вижу, как сползает по стенке один из бандитов. Тот, что стоял лицом к нам. Разговаривавший с ним, невысокий крепыш в темно-синей спортивной куртке с висящим на плече десантным «калашматом», только начинает поворачиваться, как я всаживаю быструю двойку ему в спину. Попал хорошо — одну пулю точно между лопаток, а вторую чуть левее. Последняя пуля придала дополнительное ускорение его движению, и бредун мешком осел на пол, практически развернувшись ко мне. На лице его застыло изумленное выражение. Еще два негромких хлопка «Вихря», на фоне которых мои выстрелы кажутся грохотом, и последний противник ничком падает на пол, даже не успев снять с плеча свой автомат.

— Чисто!

— Чисто! — словно эхо повторяю я вслед за Петром.

— Восьмой, это Четвертый. Слепили три пирожка, ждем указку. По нашей лыжне пусть идет, — это уже в рацию.

Володя подробно описал нам расположение помещений, но лучше пусть на месте покажет, где что находится. Кабинет (он же апартаменты) местного босса располагался на втором этаже, и, по нашим прикидкам, там сейчас человек пять должно быть, так что лишний ствол не помешает. Да и Зяму мы в лицо не знаем, а расспросить его о кое-каких деталях хочется.

Бредун не заставил себя долго ждать — пару минут спустя в оставленном за спиной классе гулко бухнули о пол сапоги, и пару секунд спустя из дверного проема показалось лицо Сантика.

— Быстро вы справились, — восхищение в его голосе мне показалось искренним, но шуметь не стоило, и я приложил палец к губам.

— Держись в двух метрах за мной у стены, — прошептав это, я скорчил зверскую рожу, должную означать, что оставление указанной позиции будет приравнено как минимум к государственной измене.

Петя жестами показал, что нам пора поторопиться.

Лестница. Довольно узкая. Площадка второго этажа огорожена металлическими перилами, на которых сушится ватное одеяло, местами прожженное, местами заляпанное чем-то неаппетитным. Это и хорошо и плохо. Нам эта «занавесь» мешает увидеть, что там впереди, а противники из-за этой преграды могут пропустить наше появление…

Южанин поднимает вверх сжатую в кулак левую руку — сигнал замереть. Слух сейчас — наш главный источник информации.

— …негрилы конченые! Заставлю на развалинах ящик гандонов отыскать, и на вас же все израсходую! — голос мужской, но временами в нем проскальзывают визгливые нотки.

«Терминология интересная! При чем тут, интересно, негры? Да и угрозы интересные… К сожалению, времени на лингвистический анализ у нас нет. Вот проводник наш, стоя пролетом ниже, размахивает руками, стараясь привлечь мое внимание…»

— Чего тебе? — спрашиваю беззвучно, одними губами.

— Зя-ма! Это Зя-ма! — читаю столь же тихий ответ.

Спускаюсь на несколько ступенек ниже и наклоняюсь так, что наши лица оказались в полуметре друг от друга, и мы могли спокойно разговаривать шепотом:

— Он орет?