Анхен и Мари. Выжженное сердце

Анхен оглядела молодого человека. Он был во всеоружии – в бобровой шубе, хоть и весьма поношенной. Так начался её обычный, казалось бы, день службы. Барышня сняла пальто и долго отогревала озябшие руки у тёплой изразцовой печки. Она уже было хотела пройти за свой стол и начать работать, как в кабинет сыскарей заявился сам господин Орловский в сопровождении доктора Цинкевича.

– Константин Михайлович, милостивый государь… что же Вы… Ваше превосходительство, – незамедлительно подскочил к начальнику господин Громыкин.

Не смотря на тучность и возраст, Фёдор Осипович на сей раз двигался как гигантская пантера, как кошка из экзотических джунглей – мягко, вкрадчиво, но когда было нужно, молниеносно. Пытаясь угадать любое желание начальника, он то приносил высокомерному кавалеристу горячий чай, то подталкивал кресло, то беспокоился, не дует ли из окна.

– Пустое, Фёдор Осипович. Оставьте. Я к Вам по делу, – сказал господин Орловский, обращаясь почему-то не к дознавателю, а ко всем собравшимся чиновникам.

– Вот как? Прошу, прошу, – пригласил его высказаться господин Громыкин.

– По Высочайшему приказу, – сказал начальник сыскной полиции и подбородком указал на монарший портрет на стене. – И, так сказать, от себя лично выражаю благодарность за раскрытие в кратчайшие сроки особо тяжкого преступления – убийство директора женской гимназии. Молодцы, братцы! Молодцы!

Господин Орловский споткнулся, взглянув на госпожу Ростоцкую, но нашёлся и добавил.

– И барышня, само собой, молодец. А посему чиновники Громыкин, Самолётов, судебный врач Цинкевич и полицейский художник Ростоцкая поощряются единовременной денежной выплатой.

Радостный гул прокатился по комнате служащих.

– Объявляю благодарность и царское благоволение, – заключил начальник сыскной полиции, подкручивая усики.

Он подошёл к каждому и пожал руку, а ей – поцеловал, слегка склонившись. Артиллерист по-свойски расположился в предложенном кресле и пригласил присесть и подчинённых.

– Ну, что же я могу вам доложить, господа. Убийство господина Колбинского пробудило интерес к его трудам на химическом поприще. Военное ведомство затребовала все бумаги по его делу. Вероятнее всего, сын убитого продолжит его работу. Вот так.

– А что же Усатов? – спросила Анхен.

Господин Громыкин вспыхнул от возмущения. Как можно лезть с вопросами к начальству?!

– Ссылка на каторгу на пятнадцать лет, – ответил господин Орловский и добавил после паузы. – По закону, оно, конечно, верно всё и складно, а вот по совести… жаль солдата. Сердечно жаль.

Начальник наставил их на труд во благо государя и отечества и удалился. Господин Громыкин проводил его до дверей, вернулся за свой стол зелёного сукна и в изнеможении опустился на стул, откинувшись назад – пронесло. Чиновники тоже выдохнули, задвигались, закопошились, вернулись к работе.

– А что же Вы, Иван Филаретович, на деньжищи эдакие новый костюмчик себе справите? – спросил доктор Цинкевич, подмигивая молодому человеку. – Поди, после службы на Малую Конюшенную поедете, в модный дом Бризака? Ха-ха!

– Никак нет, милостивый государь. Есть у меня насущные проблемы, куда важнее модных костюмов. Top secret. Дела семейные, знаете ли, – таинственно заявил делопроизводитель и от дальнейших объяснений отказался.

– А я вот денежки на нужное дело потрачу – на изучение способов идентификации преступника – например, по волосу или по частичке кожи. Я уже начал работу, но на експерименты средства нужны, немалые средства, доложу я вам. Поощрение сие как нельзя кстати пришлось.

– А что же Вы, любезная Анна Николаевна? На что потратите премию? – спросил её господин Самолётов.

Госпожа Ростоцкая долго не отвечала коллеге, уставившись на полосатые обои.

– Анна Николаевна, слышите ли Вы меня? – пытался до неё достучаться доктор Цинкевич.

Анхен не слушала и не слышала. Она внезапно вспомнила своё первое "видение". Тогда, когда гимназисткой ещё прикоснулась к руке господина Колбинского и увидела его десятилетним мальчиком.

– Я родился в бедной семье осьмым ребёнком. У меня не было возможности выучиться, но я желал себе другой жизни. А ты – гений, ты – способный мальчик. Понимаешь? Нельзя упускать возможности, что даровала тебе судьба.

Отец набрал полный рот дыма, "прополоскал" его, смакуя, и, не спеша, выпустил дым через нос прямо сыну в лицо.

– Я заставлю тебя учиться. Ты сделаешь то, чего я не смог – получишь образование. И не абы какое, а непременно университетское!