Белозеров сел напротив, и ему на мгновение представилось, что трубочка с нитроглицерином на месте, он просто не нащупал, — и даже невзначай полез в карман и разочарованно вынул подрагивающие пальцы.
— Видишь, какую штуку взял, — по-мужицки горделиво сказал Кривич. — Годится?
Белозеров принял протянутый предмет — это был английского производства подствольный фонарь, о котором он тоже давно подумывал, но пока еще полагал запрашиваемую изготовителем цену несуразной, — незаинтересованно повертел в руках и, положив на стол, сказал:
— Николай Петрович, тут вот какая штука… Мамед-праведник пропал.
— То есть что значит «пропал»? — весело удивился генерал-полковник, укладывая фонарь в белоснежное пуховое логово упаковки. — Всегда он был пропащим, этот Мамед… давно веревка по нему плачет, пропащая его душа…
Отодвинул коробку и посерьезнел.
— Что значит — пропал?
Белозеров хотел сокрушенно вздохнуть, но у него не получилось — левую сторону груди сковывал холодный панцирь, который, похоже, лучше было не шевелить.
— Следовал по маршруту? — настаивал Кривич.
Белозеров кивнул.
— Ну и? Что ты молчишь?!
После нескольких пересаживаний, рассредоточений и новых сборов последние шестьсот километров группа Мамеда благополучно миновала на туристическом автобусе. Это был красный двухэтажный автобус фирмы
«MAN», облепленный радостными лозунгами и эмблемами. У патрульных он не вызывал почти никакого интереса, но и на этом этапе потребовалась масса стараний, чтобы обеспечить его гарантированно беспрепятственное движение. Черт их знает, этих дэпээсников — махнет сдуру палкой, а потом только потяни за кончик… А уж последние тридцать-сорок верст!.. А проезд поста на кольцевой автодороге чего стоит, если под полом почти двести кило взрывчатки!.. Только когда красный автобус покатил по Ленинградскому шоссе к центру города, структуры обеспечения смогли перевести дух.
— Встал на стоянку под эстакадой на Самотеке, — сдавленно сказал
Белозеров. — Обеспечили им сопровождение. Перегрузились в джипы.
Двинулись к «Мусагету». Спустились на подземную стоянку…
— Ну?
— Ну и вот. Ребята сопровождения лопухнулись. Въехали — они и успокоились.
— И что?
— А они выехали с другой стороны. На набережную. Там два въезда. И выезда тоже…
Кривич молчал.
— Объявлен план «Перехват», — тупо сказал Белозеров.
— Когда это все? — брюзгливо спросил Кривич.
— Вчера вечером.
— Вчера вечером?! И ты не доложил?!
— Надеялись на… — выдавил Белозеров, — на оперативность и… рассчитывали перехватить. Ведь не иголка…
— Ну поня-я-я-ятно, — сонно протянул Кривич.
Он откинулся в кресле и прикрыл глаза. Худое лицо тоже приняло сонное, вялое выражение.
— А почему про Корина скрывал? — спросил он через несколько секунд, открывая глаза. — Тоже на оперативность рассчитывал? На какую, интересно? Мертвых-то у нас еще не воскрешают…
«Это кто же? — слабо удивился Белозеров. — Добрынин? Больше некому.
Стукнул, гад…» Левая сторона груди наливалась тяжестью; тяжесть постепенно сдавливала и горло. У Кривича, он знал, нитроглицерина не водилось. «Может быть, в машине есть, — подумал он. — Да, точно, в машине. Наверняка. Скорей бы».
— Вот тебе и «Цветы побежалости»! Учил я тебя, Валя: не говори красиво! Нет бы по-простому: «Шторм» или «Буря». Так нет, мы же образованные! Нате вам: «Цветы побежалости»!..
Белозеров мог бы поправить шефа: «цвета», а не «цветы», Николай Петрович… Не «цветы», а «цвета»… Свойственные, в частности, халькопириту, минералу группы меди…
Однако за грудиной жила гибель и отнимала силы, и уже нельзя было тратиться на пустяки.
Кр-р-р-р! — неприятно проскрежетала пружина в настенных часах.
— Короче говоря, он нас обставил, — со вздохом подвел итог Кривич.
Белозеров ожил было от этого «нас» — «нас», не «тебя»! Но следующая фраза ударила в самое сердце:
— Надул тебя Мамед, надул, — холодно и скучно сказал Кривич. — Он свою игру играл. А тебя использовал, как… ну, как сам знаешь кого.
Нет, но ты хоть представляешь, что теперь будет? — оживился вдруг генерал-полковник, и голос его зазвенел. — Что теперь может быть — представляешь?
Белозеров не представлял. Более того: возможность подобных представлений уже не вызывала у него никакого интереса — он из последних сил держал глыбу, давящую на грудину.
— Слишком много внимания аниматорам уделял, — по-прежнему брюзгливо заметил Кривич. — Увлекся… По этой-то линии хоть что-нибудь удалось сделать? Или с таким же успехом?
— Так точно, — скрипуче ответил Белозеров. — То есть никак нет.
Утром встречался с ведущими в этой области… некто Ковалев… некто Бармин… в разработке бесперспективны… от них толку не будет. Но ряд видных аниматоров поддержал. Мизер, в частности. Наскоков. Эта, как ее… Несколько публикаций в авторитетных изданиях. Все в порядке.
— В порядке… Это тебе кажется, что в порядке. Подставился ты, Валентин, ох и подставился…
Белозеров сглотнул. Отдалось за грудиной.
— Я тебя из этого говна не вытащу, Валя, — сказал Кривич. — Глубоковато. Тебе сейчас надо в сторону. Кто у тебя вторым? Добрынин?
Кривич одной рукой ткнул кнопку селектора, другой придвинул
Белозерову лист бумаги.