Двое легионеров двинулись по кругу, переступая босыми ногами в песке. Их движения не отличались ни мрачной решительностью воинов Первого, ни плавным изяществом Третьего. Пожиратели Миров сражались друг с другом, потому что знали, что крепчайшие братские узы может закалить только схватка. В показном блеске не было нужды, как и не было причин сдерживаться. Звания более не имели значения — лишь оружие в руках и то, кто ударит первым.
— До первой крови, — объявил капитан Несломленных и покрутил шеей до негромкого хруста.
— Устал, Магон?
Кхарн ринулся вперед и обрушил на брата серию стремительных ударов. Топоры столкнулись со звоном стали о сталь. Магон отбивался и проводил контрудары, не желая отступать и отдавать инициативу противнику. Они отскочили в разные стороны, держась вне досягаемости удара, и снова принялись кружить по арене.
— Сегодня ты перешел черту, — сказал Кхарн. — Не услышь я все собственными ушами, никогда бы не поверил, что ты осмелился говорить с примархом в таком тоне и остался жив.
— Остался, — подтвердил Магон, — в отличие от многих других.
Восьмой капитан слегка повел плечами:
— Не вини себя в случившемся. Центуриону и без того тяжело нести ответственность за потерянные под его командованием жизни. Кто бы что ни говорил, не возлагай на себя вину за тех, кого Ангрон сегодня убил.
— Кхарн, я сказал то, что должен был. — Магон остановился. — Отсчеты, децимации — все это нужно прекратить. Иначе мы сами себя изотрем в ничто, а счет погибшим от ненасытного гнева Ангрона превысит боевые потери.
— Легион меняется. — Кхарн подскочил и молниеносно рубанул топором сверху вниз, но Магон вовремя заблокировал удар. Под лязг металла воины вновь разошлись, меряя друг друга взглядами. — Разве ты этого не чувствуешь?
— Все это чувствуют, — ответил Магон. — Вопрос в том, к лучшему ли эти перемены. И в том, куда он всех нас приведет.
— Он, — холодно произнес Кхарн, — наш примарх, а мы его сыновья. Мы живем и умираем по его приказу. Он ничего нам не должен, Магон.
На этих словах Магон застыл:
— Ты сейчас о Гвоздях, не так ли?
Советник замер прямо напротив него.
— Нам не избежать их, брат.
— А как же быть с огромной дырой в моем корабле?
— Досадная неприятность. — Лицо капитана Восьмой роты пересекла рассеянная ухмылка. — Но Сурлак и Вел-Хередар все ближе подходят к созданию относительно стабильной копии Гвоздей, которую однажды можно будет вбить в голову каждому легионеру. Это случится в тот же день, когда они добьются результата.
— Я с трудом верю, что легион примет их, — покачал головой Магон. — Мы же все видим, что они творят с Ангроном. Мы же все видели, что сегодня случилось.
Кхарн несколько раз бездумно перебросил топор из руки в руку.
— Не все отнеслись к случившемуся так же, как ты. Не забывай, Магон, что мы — орудие. Многие в легионе не смотрят дальше своего клинка. Они восхищаются отцом и тем, как он сражается. Ты же сам видел. В бою примарх — буря, которую ничто не способно остановить. Он воистину не знает поражений. Если скажешь, что ни один наш родич не захочет такой силы для себя, то я сочту тебя лжецом.
Братья бросились друг на друга, с шипением рассекая топорами воздух, — оба теперь старались не отбить удар, а увернуться. Они уклонялись в самый последний момент, и лезвия пролетали в считаных миллиметрах от открытой плоти, грозя пролить первую кровь.
— Но какой ценой они хотят заполучить эту силу?
Магон отклонился далеко назад, вынудив Кхарна потерять равновесие, и мощным пинком в грудь опрокинул противника на песок.
— Всякий раз, когда примарх идет с нами в бой, его исход предопределен в нашу пользу — этого я отрицать не стану. Но еще я видел, в каком состоянии он пребывал до высадки и после. Как он безумствовал во время долгих месяцев путешествия через варп. Слышал вопли, которые доносились из его покоев, и помню десятки пропавших без вести членов экипажа после его прогулок по нижним палубам «Завоевателя».
Магон навис над советником, который уже поднялся на корточки.
— Если ты спрашиваешь, сомневаюсь ли я, что благодаря Гвоздям наш легион станет наиболее грозной силой в Галактике, то мой ответ — не сомневаюсь. Но прежде чем принять это будущее, Кхарн, нам следует осмыслить его со всех сторон. Мы добровольно лишаем себя свободы, меняем разум на слепую ярость. Больше мы не пойдем в бой как военная сила — нас будут натравливать на врага, как зверей.
Капитан Восьмой роты кашлянул и поглядел на брата снизу вверх:
— А ты не задумывался, что так, быть может, будет лучше для нас?
— Что?! — поразился Магон. — Как ты можешь желать нам подобной судьбы?
Кхарн поднялся, размышляя перед тем, как заговорить вновь.
— Скажи мне, о чем ты думаешь, когда глядишь на мир внизу.
Магон оскалился:
— И даже спустя столько лет ты продолжаешь поучать меня, как ребенка.
— Мне не составит ни малейшего труда изменить этой привычке, как только ты перестанешь вести себя как ребенок. Скажи мне, о чем ты думаешь, — настаивал Кхарн.