Английский бульвар. Тверской бульвар

Нам никто не ответил. Мать чуть приоткрыла дверь и поманила меня. В просторной светлой комнате было много книг. На стене висела картина с очень сочным натюрмортом.

На диване сидела девочка или скорее уже девушка лет пятнадцати-шестнадцати. Она сидела в позе лотоса, подобрав под себя ноги, и смотрела в окно. Войдя в комнату, я сразу поняла, почему к Арине не пускают посторонних и почему девочку перевели в другую школу. Она явно была не в себе.

– Арина, – ласково сказала мать, – к нам гости.

Девочка оторвалась от созерцания и взглянула на нас. Я вздрогнула. Глаза у этого ребенка были не детские. Есть такие дети со взрослыми глазами. Иногда это бывает очень неприятная пара глаз.

– Арина, – снова позвала мать, – эта госпожа Моржикова. Она адвокат и хочет с тобой поговорить. Ты можешь сейчас разговаривать?

– Да, – ответила девочка, наконец посмотрела на меня, и в ее глазах появилось осмысленное выражение. Что с ней произошло? Почему она в таком состоянии? У нее светлые волосы и тоже немного вытянутые скулы. Она даже симпатичнее, чем ее мать. Наверное, больше похожа на своего отца. На столике в красивой рамочке стояла фотография, на которой он был снят рядом с дочерью. У него был такой же высокий лоб, светлые волосы, красивые миндалевидные глаза.

– Арина, – я села на стул у дивана, – извини, что я тебя беспокою. Но у меня очень важное дело. Я хочу поговорить с тобой о твоих бывших одноклассниках.

Девочка нахмурилась, но продолжала смотреть на меня.

– Я понимаю, что тебе нелегко. И ты ушла из своей старой школы. Но это очень важно, – старалась я подобрать нужные слова.

Арина молча меня слушала. Мать, стоящая у двери, явно волновалась.

– Мне необходимо знать, что у вас произошло, – наконец сказала я. – Вы ведь все дружили, и вдруг ты решила уйти из школы…

– Не вдруг, – тихо ответила Арина.

– Мы перевели ее в другую школу, – вмешалась мать, – более спокойную и ближе к дому. У вас больше нет вопросов?

Кажется, она решила, что я могу ограничиться лишь одним вопросом. Но у меня в ушах все еще стоял крик Медеи. И я знала, что не уйду отсюда, пока меня не выгонят. Или пока я не узнаю хотя бы часть правды.

– Расскажи, почему ты ушла? – попросила я девочку.

– Я же вам ответила, – занервничала ее мать.

– Арина, что случилось? Вы ведь очень дружили. Ты, Костя, Антон, Икрам. Что заставило тебя с ними расстаться?

– Они были нормальными ребятами. Раньше… – Если Арина будет отвечать такими отрывистыми фразами, я, пожалуй, ничего не пойму.

– Почему раньше?

– Раньше они были нормальными ребятами, – повторила девочка. – А потом Костя начал пробовать разные лекарства. И другим давал…

– Вы все пробовали эти лекарства?

– Хватит! – гневно изрекла мать. – Вы еще сделайте из моей девочки наркоманку. Она ничего не знает.

– Ребята принимали наркотики? – Я подумала, что каждый мой вопрос может стать последним, тут уж не до придворных тонкостей.

– Никто и ничего не принимал, – громко заявила мать.

Но Арина уже кивнула головой.

– Мальчики принимали эти лекарства?

– Да, – ответила Арина, – я тоже попробовала. Но мне не понравилось…

– Ты путаешь, Ариночка. Ты ничего не пробовала. Это все ваши мальчики, – нежно пропела мать. Вот дура, она только портит ребенка.

– Мальчики первыми все попробовали, – уточнила Арина.

– Но вы были все вместе? – Я подумала, что нужно задавать более конкретные вопросы. Иначе меня сейчас выгонят и я уже ничего не узнаю.

– Мы дружили…

– Вместе с ребятами, – я оглянулась на ее мать, – и еще в вашей компании была Надя. Надежда Полуянова.

Услышав это имя, девочка буквально затряслась. Как будто у нее началась падучая. Если бы я не видела это собственными глазами, то не поверила бы, что так бывает. У нее сузились зрачки, задрожали губы, лицо перекосилось…

– Надя, – заплакала она, – Надя. Никто не виноват. Так все получилось. Никто не виноват…

– Уходите, – рванулась ко мне ее мать, – уходите немедленно. Вы же видите, что ей плохо.

– И поэтому Надя выбросилась с балкона? – выкрикнула я мой последний вопрос. Но пожалела, что крикнула.

– Нет! – тоже закричала Арина. – Я не виновата. Она сама. Никто не виноват…

– Убирайтесь, – мать чуть не вцепилась в меня руками, и я поспешила выйти из комнаты.

В гостиной меня ждал Игнатьев. По моему лицу он понял, что у меня разговор с девочкой не получился. Из ее комнаты доносились крики.

– Может, уйдем? – несмело предложила я ему. – Мне кажется, нам лучше не дожидаться, когда ее мать выйдет от дочери.

– Нет, – упрямо возразил он, – подождем. Мне важно поговорить и с ее матерью. Политика страуса не всегда приносит плоды. Или вернее, никогда не приносит. Нельзя все время зарываться в песок, полагая, что проблема решится сама собой.