Ангелы далеко

— Ты ее как, все еще грудью кормишь? — как о само собой разумеющемся поинтересовалась Таня, мать троих детей, пока Степан символически выполнял Верино требование.

— Ну… да, — немного замявшись и слегка покраснев, ответила Вера.

— Вот оттого и спокойная, — констатировала Таня. — У меня уж это проверено.

«Наш вряд ли будет спокойный, — слушая их мирный разговор и украдкой наблюдая за участковым, с горечью подумал Вадим. — Эх, Иннулька, Иннулька, сколько тебе пришлось пережить за последнее время… Узнать бы, как ты там сейчас, хоть в два слова».

А он, кое-как поддерживая беседу, все не отрывал взгляда от экрана, на котором Инна то исполняла по просьбе публики вместе с Наташкой и Светкой свой «ирландский танец», выстукивая ритм изящными каблучками, то кружилась с людоедом в вальсе. Ах, если б он так умел! Тоже пригласил бы Инну на танец и не топтался бы с ней на пятачке танцпола, а кружил бы ее под волшебную музыку по всему залу, сжимая рукой гибкую талию…

Он провел ладонью по своему колену, представляя себе Иннино тело. Его снова отвлекли каким-то вопросом, и он ответил, даже не поворачивая головы в сторону собеседника. Потом, дабы его поведение не вызвало ни у кого недоумения, абсолютно откровенно заявил, что на такое искусство надо смотреть, не отвлекаясь. С ним согласились, потому что не согласиться было невозможно. И он снова приник к экрану. К Инне. К ее взметающимся в танце волосам и подрагивающей груди, к ее обтянутым брюками стройным бедрам, к загадочно мерцающим глазам, а главное — к ее губам, к которым его всегда так тянуло. Инна, прежняя, была сейчас перед ним, и это было непередаваемо!

Почему он, дурак, сам раньше не додумался о такой возможности? Для него бы многое тогда изменилось. Вполне вероятно, что, имей он диск с записью, Инна давно была бы ему уже не нужна. Давно бы осуществил задуманное и не дожидался бы этой ее безобразной беременности, да и свадьбы с людоедом тоже. Остались бы у него в памяти непередаваемые ощущения полной власти над ее телом, особенно ее прелестные губы, разжимающиеся в отказе бороться за последний вздох, а в настоящем была бы запись, которую можно прокручивать снова и снова. И Инна безотказно танцевала бы для него. Так же безотказно, как до этого повиновалось бы ему ее мертвое тело.

На Валерия никто не обращал внимания, не мешая ему по его же просьбе. Только Вадим, сидя в кресле в полутени дальнего угла комнаты, продолжал за ним наблюдать украдкой, из-под полуопущенных век, из-под успевшей изрядно отрасти за время «запоя» челки. Ларичев едва сдерживался, чтобы не вскочить и прямо тут же не схватить участкового за горло. Теперь он знал, что тот — убийца, и это знание позволяло ему видеть детали его поведения, которых раньше попросту бы не заметил: сладострастное движение рукой по колену, сбивающееся время от времени дыхание, алчные проблески в глазах, глумливое подрагивание губ. Несомненно, маньяк сейчас не только любовался Инной — он еще и думал о ней. И для Вадима ход его мыслей уже не был секретом. Но он подавил в себе закипающий гнев, словно окурок раздавил. Все, абсолютно все сейчас должно было быть подчинено лишь одной цели: поймать подонка, чтобы никогда больше эта сладострастно огладившая колено рука не сомкнулась на чьей-либо шее.

Он ушел вместе с прочими гостями, «забыв» принесенную бутылку на вешалке, дабы никто не заметил, что он ее сюда принес. Да и чтобы не таскать спиртное туда-сюда: не в его планах было позволить людоеду слишком протрезвляться в ближайшее время. Но уже оказавшись дома, пожалел об оставленной бутылке, чувствуя, что ему самому сейчас совсем не помешало бы опрокинуть стопку-другую. Сердце глухо колотилось в груди, не желая успокаиваться, и в низу живота тянуло, несмотря на полученную сразу по приходе домой физическую разрядку.

Не находя себе места, он взял в руки телефон, набрал эсэмэску:

«Привет, Инесс! Как твои дела? Скоро ли домой?»

И замер в ожидании ответа, пытаясь представить себе Инну, какой она стала сейчас: с ее животом и отяжелевшей грудью. Грудь… Сегодня он слышал об этой части женского тела, когда одна самка спрашивала другую о том, как та кормит своего детеныша. А он даже и не подумал бы, если бы не услышал их разговор, что давно разродившаяся Верка все еще сует в рот детенышу свое вымя…

Мобильник звякнул: пришло ответное сообщение. Он нетерпеливо нажал на кнопку, выводя текст на экран — и застонал в голос, когда его прочитал:

«Валер, не пиши мне пока, пожалуйста! Мама поругалась с Вадимом и теперь читает все мои письма».

Нет, это уже ни в какие ворота не лезет!

«Инесс! Вот и хорошо, пусть твоя мама прочитает: если ты в течение недели не вернешься домой, мы с Вадькой приедем за тобой сами».

«Валер, я же тебя просила! Пожалуйста, не надо!»