Ангелы далеко

— Не паникуй. — Пытаясь хоть как-то успокоить, Вадим взял ее за руку. — Завтра выходной, я позову мужиков, и мы подремонтируем этот дворец, так что работать здесь днем будет можно. А вечером я буду забирать тебя на машине домой. Так тебе ничто не будет угрожать. Ни тебе, ни твоей репутации, — усмехнулся Ларичев. — Потому что, по утверждениям досужих кумушек, я уже давно импотент.

«Что-то непохоже, — подумала Инна. — Иначе бы ты не говорил об этом с такой легкостью». И, словно в подтверждение своих мыслей, вдруг заметила, что на правой руке Вадима, которой он все еще продолжал успокаивающе сжимать ее кисть руку, тускло блестит золотое обручальное кольцо. Увидев его, девушка опешила. А через минуту робко спросила:

— Вадим, а твоя жена как отнесется к моему появлению?

— Жена? — переспросил Ларичев чуть дрогнувшим голосом. Потом догадался: — А, кольцо!..

Да, кольцо он так и не снял, несмотря на то что многие пытались сказать ему, что это неправильно, что так нельзя. Но осекались, встретившись с его пронзительным, как стальной клинок, даже каким-то диким взглядом раненого зверя. Его глаза предупреждали: «Не смейте лезть ко мне в душу!» И люди отступали, замолкая на полуслове. А Вадим вопреки судьбе всему назло так и не снял кольца. И даже не надел его на левую руку, как того требовал обычай. Обручальное кольцо осталось тем единственным, что еще хоть как-то соединяло его с теми, кого он потерял. Потерял в один день, в один миг, на собственном горьком опыте познав одну простую истину: из всех несчастий, из всех глобальных мировых катастроф самая страшная беда — это та, что случилась с тобой. Потому что, как бы ты ни сочувствовал посторонним людям, слушая о свалившихся на них бедах, как бы ни болела о них твоя душа, все равно из-за них ты не будешь корчиться, задыхаясь, и биться головой о стену, больше всего на свете жалея о том, что остался жив…

— Никак, Иннуль, — ответил наконец Ларичев, чувствуя, что его молчание слишком затянулось. — Я вдовец.

Последняя фраза прозвучала глухо. На скулах Вадима заиграли желваки. Он ненавидел слово «вдовец» и каждый раз как бы переступал через себя, когда вынужден был его произносить.

— Прости. Я же не знала, — поспешила сказать Инна, поняв, что затронула слишком больную для мужчины тему.

— Ничего, — мотнул тот головой, словно отгоняя от себя какое-то видение. — Это случилось пять лет назад. Да, пять лет назад, — повторил он, устремив остановившийся взгляд куда-то за лобовое стекло. — И если ты согласишься жить у меня, я буду только благодарен. Есть одна причина. Ты все равно скоро узнаешь о ней, учитывая здешние языки, так что скажу сразу: ты очень похожа на мою жену.

— Вот как?!

Инна смешалась. Поселиться в чужой квартире на правах живого призрака? От этой мысли ей стало не по себе. Не просто жить, а постоянно напоминать хозяину погибшую пять лет назад женщину…

— Пожалуйста, Иннуль. Я очень тебя прошу, — повернувшись к ней, тихо произнес Вадим. — Забудь о том, что я тебе сейчас сказал, просто займи любую комнату и живи! Я ничем тебя не стесню и даже буду кое в чем помогать. Ведь ты пока даже не представляешь себе тех сложностей, которые тебя ждут.

— Да нет, похоже, уже представляю, — вздохнула Инна, глядя на замерзшее здание ФАПа. И снова подумала: надо отсюда бежать. Бежать без оглядки. Только все же придется скоротать где-то время до утра. Поэтому она сказала: — Ладно, поехали. Я тоже постараюсь тебя не стеснить.

Ларичев благодарно кивнул, молча включил передачу и вывернул руль, отворачивая машину от мрачного насквозь промерзшего здания. И лесовоз, презрительно уминая колесами высокие снежные наносы, уверенно двинулся назад к главной улице поселка.

Как и предполагала Инна, жил Вадим в центре, в современной и действительно очень просторной квартире на третьем этаже пятиэтажного дома. Помогая ей раздеться, хозяин сказал:

— Выбирай любую комнату и чувствуй себя как дома. Если понравится моя, я с радостью ее освобожу.

Дверь в его комнату располагалась почти напротив входной двери. А находящаяся справа дверь вела в две смежные, современно обставленные комнаты. В одной — большой, проходной — стояли огромный телевизор и угловой диван. Сюда Вадим, похоже, иногда заходил. А дальняя, поменьше, уютная спаленка, определенно посещалась им явно лишь с целью уборки. Ее-то Инна и выбрала для себя, рассчитывая провести здесь не больше одной-единственной ночи, но все же с содроганием мысленно спрашивая себя, где именно и как (не в этой ли самой комнате?!) умерла жена хозяина. Однако вслух спросить об этом у Вадима она, конечно, не решилась.

Бросив в кресло свою сумочку, девушка оглянулась на внесшего большую дорожную сумку мужчину:

— Я переоденусь…

— Конечно, — кивнул тот. — Буду ждать тебя на кухне. Ванну тебе набрать?

— Если можно, — неподдельно обрадовалась донельзя перемерзшая еще в поезде Инна. — И погорячее.

Ларичев улыбнулся, кивнул и вышел.