Ангелы далеко

Тарас Сафронов, вернувшийся с войны «афганец», обнаруживший, что в доме бордель, а дети сданы в приют. С тех пор он не женился, считая женщин «лишним хламом». В таком роде и Инне высказывался, из-за чего у них доходило даже до конфликта. Но Тарас в одиночку воспитал двоих детей. И неплохо воспитал, вывел в люди.

Васька Морозов. С ним у Инны вроде как наладились отношения в последнее время. Недавно она вырезала у него из руки глубоко вонзившуюся, расщепившуюся занозу. Работа была кропотливой, и Василий, не выдержав долгого молчания, вдруг принялся изливать фельдшеру душу, признав, что и среди женщин бывают нормальные люди. Добавил, что Инна не только входит в их число, но еще и великолепно танцует. С тех пор он стал иногда заходить на ФАП, спрашивать, не нужно ли чем помочь. Инна иногда просила его кое о каких мелочах, хотя помощников у нее и без Василия было хоть отбавляй.

Захар Топилов. Тот вначале являлся со своей псиной, потом начал захаживать и просто так. Этого даже просить ни о чем не надо: если какой непорядок заприметит, то сам и исправит. А дрова таскает и двор чистит теперь в основном только он. О Захаре плохо думать Инна вообще не хотела. Замкнутый, одинокий, достойный сочувствия человек. Способный как на добрые дела, так и на вспышки гнева. Пару раз Инна была свидетелем таких вспышек, но ни разу не видела, чтобы Захар в своем гневе доходил до физической расправы.

Еще в ее списке были имена пары мужиков, о которых фельдшер знала только, что они молчуны и нелюдимы.

Ну и кто из них? Кто?!

А Вадим, не ведая о терзающих Инну сомнениях, все свое свободное время посвящал только ей. Теперь в отношениях между ними не было и в помине прежней недосказанности. Уже не сомневаясь, что общение вдвоем всегда для них притягательно и желанно, они оба больше не пытались деликатно оставить один возле другого индивидуальное, свободное пространство, а были постоянно вместе — и оставаясь дома, и совершая поездки в город или вояжи на природу. Прогулки по лесу Инна особенно любила, потому что состояние окружающего мира в чем-то было созвучно ее собственному.

Приближалась весна. Дни стали заметно длиннее, солнце ярче, а небо совсем иным, растеряв зимние пастельные тона. Теперь небеса если уж и сияли, то не белесоватой голубизной, а слепящей глаза лазурью, если хмурились, то не однотонной серой мглой, а взлохмаченными тучами, в которых собрались все оттенки серебра. Ветер гнал облака, заставляя их то скрывать солнечный свет, то позволял ему золотым водопадом обрушиваться на землю, еще спящую, но уже очень чутким, неглубоким сном, всю такую трепещущую в преддверии близкого пробуждения. И в воздухе все явственнее витал привкус наступающей весны. В нем все еще чувствовалась морозная свежесть, но в ней теперь было что-то хмельное, неуловимо тонкое, отчего сердце начинало биться глухими неспокойными ударами.

Инна и не желала покоя. Как и Вадим. Оба упивались и наступающей весной, и вновь обретенным ощущением жизни, и друг другом. Набегавшись, вдоволь надурачившись в лесу и надышавшись хмельным весенним воздухом, они с упоением целовались потом под застывшими в немом изумлении исполинскими елями.

Их, возвращавшихся с одной из таких прогулок, встретил Валерий. Встретил случайно. Остановился, издали демонстративно оценив, как они идут под ручку. Потом усмехнулся:

— А Ромео с Джульеттой все-таки крепче друг к другу прижимались.

— Это потому, что возле них такой, как ты, не вертелся, — усмехнулся в ответ Вадим.

— Как твое самочувствие? — спросила немного смущенная Инна, не видевшая Зорина несколько дней. — Желудок больше не беспокоит?

— Ну, о чем еще может спросить медслужба? — переводя взгляд на ее лицо, спросил Валерий. И тут же ответил: — Нет, не беспокоит. И самочувствие у меня отличное, вот только пульс зашкаливает иногда. Ну, вам-то это тоже знакомо.

Он опять усмехнулся, увидев, как Инна смущенно опустила глаза. Но воздержался от дальнейших комментариев, если таковые имелись, и в этот день, и при следующей встрече с фельдшером. Только дней через десять, когда они с Инной на пару возвращались поздним вечером с очередного совместного вызова, из деревни с нежным названием Дубки, участковый снова заговорил с ней о Вадиме. Заметил, кивнув на правую руку девушки, где на безымянном пальце красовался золотой перстенек:

— Красивое колечко. Людоед подарил?

— Нет, не людоед — Вадим, — ответила Инна.

— А что, есть какая-то разница? — Валерий криво улыбнулся. — Весь мир ведь можно условно поделить лишь на две категории людей: на тех, кто теоретически может оказаться на людоедство способным, и на тех, кто никогда, ни при каких обстоятельствах…

— Вадим относится к числу последних, — перебив, заявила Инна.

— И ты сама в это веришь на сто процентов?

— Да, — кивнула Инна.

— Ну ладно, будь по-твоему, — сдался Зорин. И добавил как бы невзначай: — Хорошо, когда можешь на все сто верить в человека, с которым живешь.

— Прекрати! — вспылила девушка, которую слова полицейского по вполне понятным причинам задели за живое.

— Сейчас-то чем тебе не угодил? — изумился тот.