Ангелы далеко

— Ну да. А ты что, не знала? Как же это тебе не рассказали еще? Его мамашка-алкоголичка была здесь в свое время у всех на устах. Жила с таким размахом! Пила и гуляла так, что слава о ней буквально гремела по поселку. Вадька был у нее не один, кроме него, она родила еще штук пяток детишек, и всех от разных мужиков, так что своего отца Вадька, естественно, не знает. Но в остальном он везунчик, потому что из всех своих братьев и сестер один ухитрился дожить до сознательного возраста. А там уж Петриваныч, ваш сосед, вдруг с чего-то воспылав к Вадьке симпатией и имея кое-какие связи, пристроил его в Суворовское училище, чтобы убрать от разгульной маменьки подальше. Ее же, кстати говоря, вскоре посадили, потому что очередного детеныша она попросту придушила, решив, видимо, не мучить своей «материнской заботой», как остальных. Где-то там, в колонии, женщина и скончалась благополучно на нарах.

— Надо же, никогда бы не подумала, — потрясенно проговорила Инна. — Наоборот, была уверена, что Вадим из очень интеллигентной семьи.

— Лоск этот, чисто внешний, ему придали уже в училище, — усмехнулся Валерий. — Там их, говорят, воспитывают, словно в пажеском корпусе. Но по натуре, что бы ты ни говорила, Вадька так и остался тем же волком, что и был. Натуру переделать невозможно. Так что на роль маньяка он все-таки подходит. Тут весь букет: и психологические травмы, как в детской, так и во взрослой жизни, и тяжелая наследственность, и…

— Скажи, ты нарочно меня заводишь, да? — прервала участкового Инна.

— И убивать людей ему приходилось, причем не единожды, — все-таки закончил свою мысль Зорин.

— Я сейчас, кажется, последую его примеру, — пообещала Инна, выразительно взглянув на спутника.

— Угрожаешь участковому при исполнении? — возмутился тот в обычной своей шутливой манере. — Да я сейчас за это… — И, так как они уже подъехали к нужному месту, закончил, выбираясь из машины неожиданно: — Чемоданчик твой с собой заберу, вот!

Дома у Зеленцовых фельдшер и полицейский застали привычный уже разгром. Не раз разломанные и снова сколоченные табуретки опять отдельными деталями валялись на полу вперемешку с битой посудой, среди которой темными пятнами сворачивалась пролитая кровь. Зина сидела возле стола, зажимая голову руками, возле нее стояла соседка Катя. Самого хозяина нигде не было видно: тот, как обычно, выплеснув на жену свой животный, неведомо с чего вдруг вспыхнувший гнев, ушел «проветриться».

— Ну что, гражданка Зеленцова, заявление будем писать? — официально обратился к женщине Валерий, опуская на стол Иннин чемоданчик.

Не поднимая головы, Зинаида лишь едва заметно качнулась всем телом, давая понять: нет, заявления, как всегда, не будет.

— Да что ж ты его все покрываешь-то! — возмутилась Катерина.

— Убьет он меня, — тихо выговорила Зина.

— Да это он тебя, дуру, рано или поздно убьет! — воскликнула соседка, отходя в сторону, чтобы дать место Инне.

Надев резиновые перчатки, фельдшер мягко развела в стороны руки женщины, которыми та судорожно зажимала голову, и только вздохнула: чего не отнять у ее профессии, так это того, что не по дням, а по часам работа закаляла Иннин характер. Теперь уже она без содрогания могла смотреть на такие вот зияющие раны, когда кровавые края расходятся в разные стороны, а под ними светлеют кости черепа.

— Надо ее ко мне на ФАП, — тихо сказала Инна, обращаясь к Валерию. — Здесь мне несподручно возиться, а там я зашью без проблем.

Точнее, лучше было бы доставить избитую в поликлинику, а то и прямиком в больницу. Но Инна уже точно знала, что Зинаида все равно откажется ехать, потому что исчезновение жены из дома может сурово покараться мужем. Держа ее под руки, вместе с соседкой она довела ее до машины. Валерий, чуть поотстав и сердито ворча что-то себе под нос, нес фельдшерский чемоданчик.

В перевязочной, уложив Зину на кушетку, Инна осмотрела ее как следует. Множество синяков и ссадин, в нескольких местах рассечена рука, которой женщина, очевидно, пыталась заслониться. Но самой серьезной была рана на голове. С нее-то Инна и начала, осторожно срезав вдоль раны для начала узкую полоску слипшихся в крови волос. Только приступив к работе в Боровом, она подобных пациентов, когда рану необходимо было зашить, переадресовывала поликлинике. Пока однажды там ее не встретил хирург, тот самый, с которым в свое время не поладил Зорин.

— Слушай, ты до каких пор мне своих алкашей присылать будешь? — не очень-то любезно спросил врач у Инны. — Что, сама залатать не в состоянии? Тогда чему тебя пять лет учили? В общем, шей их сама, как знаешь. Если не знаешь — приходи, научу. Но чтоб здесь я их больше не видел!

Будь на месте Инны фельдшер постарше, он наверняка дал бы хирургу отпор, заявив, что шить больных, какими бы они ни были, пусть и алкашами, именно его работа. Но девушка стушевалась, пробормотав в ответ нечто невнятное. А потом принялась за дело, потому что противостоять авторитету врача ей показалось страшнее, чем все-таки выполнить его грубое распоряжение.