Анжелина внимательно следила за всеми проявлениями своего организма, как учила ее мать. Это был единственный способ сохранить контроль над телом. В противном случае оно не устоит перед болью. Ведь не раз бывало, что паника охватывала женщину, заставляя ее корчиться от страха. Однако у Анжелины были серьезные причины для беспокойства: она хорошо знала, какие трагические осложнения могут возникнуть после родов. Адриена Лубе не раз откровенничала со своим мужем. Юная Анжелина слушала эти жуткие рассказы, которые так и не изгладились из ее памяти.
— Я не сумела спасти малыша, его задушила пуповина, — говорила плачущая повитуха. — Какое несчастье! Славный мальчик, весом в шесть фунтов. Он был весь синий, когда я взяла его в руки.
«Ничего подобного не должно произойти», — убеждала себя Анжелина. Она рассчитывала на свою молодость, волю и веру в чудесное будущее. Но мучительные схватки, боль, разливавшаяся по всему телу, заставляли ее сомневаться. Уподобившись раненому животному, она легла на покрывало, как можно ближе к огню.
— Боже мой! — стонала Анжелина. — Боже всемогущий, помоги мне, сжалься надо мной! Мама, прошу тебя, мама…
Приступы боли участились, оставляя ей лишь несколько секунд покоя. В одно из этих мгновений Анжелина тщательно ощупала свои половые органы: проход был открыт. Она даже почувствовала круглую головку своего малыша. Это первое прикосновение глубоко взволновало молодую женщину. Ей захотелось кричать от радости и одновременно от страха, но она вновь сцепила зубы.
— Давай, малыш, выходи, выходи! — молила Анжелина. — Я готова, малыш.
Перед молодой женщиной пронеслись столь сладостные и прекрасные образы, что она расслабилась, не переставая часто дышать.
…Все произошло на празднике Святого Иоанна летнего, на общинном лугу Сен-Лизье. Ветви лип были украшены разноцветными фонариками, играл оркестр. Девушки и юноши танцевали под небом, усеянным серебряными звездами. Теплый июньский воздух был напоен ароматами жимолости и мяты. На Анжелине было бледно-зеленое ситцевое платье, облегающее ее округлые груди и изящные бедра. Небольшой белый чепец лишь частично закрывал ее волосы, волнистыми прядями спадавшими на плечи. Ей казалось, что она слышит дыхание земли из-под жесткой травы. Музыка была веселой, молодые люди смеялись, танцуя кадриль.
«Я увидела, как он подошел к общинному лугу, — вспоминала Анжелина. — Он был высокий, стройный, в сером костюме. Какой же он был красивый! Я не сразу узнала Гильема, младшего отпрыска богатого семейства Лезажей. А ведь мы когда-то вместе бегали по узким улочкам, как и все дети нашего городка. В те времена его брюки были часто забрызганы грязью, а рубашки порваны. “Этот малыш Лезаж настоящий сорвиголова”, — говорила моя мама».
Но Анжелине пришлось прервать воспоминания. У нее появилось чувство, что кости ее таза разошлись. Неведомая сила заставляла ее тужиться. У Анжелины перехватило дыхание. Она понимала, что наступили последние мгновения родов. Она много раз видела, как женщины тужились, и сейчас пыталась следовать их примеру. Перед глазами Анжелины вновь возникли искаженные лица, напряженные от усилий тела, старавшиеся вытолкнуть из своего чрева ребенка, находившегося там в течение девяти месяцев. Но она должна еще посопротивляться, еще немного подождать…
— Едва я увидела красавца Гильема, как мое сердце бешено забилось! — говорила, задыхаясь, Анжелина. — Я поняла, что это он, только он один, до самой моей смерти. Он не сводил с меня глаз, а я, радуясь, с честью выдержала его взгляд. В тот вечер, после танцев, он заговорил со мной, а через час уже целовал меня под стенами Дворца епископов. Мой возлюбленный, мой прекрасный возлюбленный!
Закрыв глаза, молодая женщина вполголоса запела:
Анжелина замолчала. Слезы душили ее. Она легла на бок, оперлась рукой о землю и застонала. Как только у нее появились силы, она вновь запела:
— Да, привези мне золотое обручальное кольцо и свое нерушимое слово! — воскликнула Анжелина. — Да, Гильем, ты это сделаешь, ты вернешься!