Андрогин

Помылся, опять вернулся на площадку, ладонями стряхивая с тела капли и с сомнением поглядывая на непритязательное пончо. Здесь, наверху, было сравнительно светло от сияния Могридан, прореженные кроны пропускали голубоватый свет луны. Но не столько грязь виднелась на единственной одежде, сколько запашок от неё исходил совсем не куртуазный.

Сомнения разрешила вышедшая из домика Дамилла:

– Вытирайся! – протянула небольшое, но весьма приличное полотенце. И дальше помогала себя жестами, приоткрыв полог из ткани, служащий вместо двери: – Иди туда, ложись вон на ту лежанку. Жди меня. А я тоже помоюсь.

Но именно в этот момент стало резко темнеть. Вскинувший голову Арис заметил край очередного острова, наплывающий на диск Могридан. Естественно, что не удержался от вопросов:

– Сколько же их тут летает?.. И как вы их различаете между собой?.. Имеет он своё имя или название?

Вопросы были поняты, ответ дан. Причём цифры показывались на пальцах:

– Галазантра 31-А, – сказала она, после чего добавила некий нейтральный набор слов, скорей всего классифицируя названный остров по шкале полезности для обитателей леса. А напоследок, облизнувшись весьма многозначительно, подтолкнула своего гостя за порог хижины.

Вытираясь на ходу, Арис прошёл внутрь, с любопытством осматриваясь. Своей наготы он и не подумал стесняться, потому что, по некоторым подспудным ощущениям, всё ещё оставался женщиной «за пятьдесят». Чего, спрашивается, стесняться другой женщины?

Только вот оказалось, что в жилище не только он один. На второй лежанке, изначально невидимой снаружи, восседала в позе лотоса девушка лет шестнадцати. Большая часть тела скрывалась под полотняной рубашкой серого цвета. Рядом с девушкой восседал карапуз лет двух, с серьёзным видом крутя в руках некое подобие игрушки-головоломки из поблескивающих проволочек. Ещё один годовалый ребёнок спал поверх шкур, видимо его детское время бодрствования уже истекло.

С минуту Шенгаут пялился на девушку, а она на него. В свете сразу двух керосинок стало заметно, что девица жутко покраснела, а потом и вовсе прикрыла глаза от вполне понятного стеснения. Мужчина ведь! И совершенно голый! Пусть и не возбуждённое, но кое-какое (и вполне приличное!) достоинство свисает.

Осознав это, Арис не придумал ничего лучше, как метнуться к указанной лежанке и там зарыться среди мягких, невероятно тёплых шкур. И так ему хорошо стало, так уютно и расслабленно, что мысли потекли, словно густая медовая патока:

«Не знаю, где бы меня уложили в семействе Гюта, но здесь однозначно лучше. А вот дети… Как я мог про них забыть?.. А кто это их опекает? Скорей всего какая-то няня. Наверняка тут вдовам помогают… Хотя не удивлюсь, если девица – сестра Дамиллы. Или родственница. Слишком уж они на личико похожи… Только это – не столь важно… А вот что будет завтра?..»

Именно с этим вопросом Арис и… уснул. Намертво уснул, без задних ног, как говорится. И не мог видеть, как обнажённая Дамилла встала над лежанкой, уперев кулаки в бока, и прошипела с негодованием:

– Нет, ну каков нахал! А? – Но, постояв ещё с минуту, сама себе и возразила: – Хотя, пережить такое, как он, не каждому дано…

– И шрамы! – с придыханием отозвалась шестнадцатилетняя девица. – Ты видела, какие у него шрамы на голове, колене и на спине? Свежие, словно только заросли.

– Видела… Наверное, ему ещё на острове досталось. А ещё этот мелкий пройдоха Гют совсем на переноске улиток парня загонял. Хвастался, что они тройную норму сделали.

– Будешь его будить? – с предвкушением поинтересовалась девица. И тут же смутилась под ироничным взглядом Дамиллы:

– Не твоего ума дело! И вообще пора спать! – Погасила лампу со своей стороны и демонстративно отгородила свою лежанку занавеской из лёгкой ткани. И уже зарываясь в шкуры, поближе к расслабленному мужскому телу, пожелала еле слышно: – Спокойной ночи!

Зря Арис понадеялся, что ему дадут выспаться всю ночь. По примерным ощущениям побудка произошла часа через четыре. Да таким способом, что даже полный импотент забыл бы о сне: Дамилла сидела на нем верхом, сладострастно ёрзала и вдобавок соском груди водила по его губам. Полная темень в помещении не давала рассмотреть гибкое, упругое тело, но тактильный контакт уже давно настроил мужской организм на соответствующие подвиги.

Будь на его месте нормальный мужчина, он бы уже ни в чём себя не ограничивал. А здесь прежнее подсознание пустилось в неуместный анализ и разглагольствования:

«Грудь у неё – невероятно упругая. И это при двух детях-то?.. Или они тут своих детей грудью не кормят? – При этом волей-неволей приходилось облизывать и покусывать сосок, что сразу вызвало непроизвольный стон удовольствия у Дамиллы. – И на боках у неё – ни грамма лишнего жира. Хотя выглядит округлой и приятной, по сравнению с остальными. О!.. И мышцы чувствуются!.. Мм! А попа-то какая упругая! У меня в лучшие молодые годы такого не было… Ух, ты!.. Как у неё ловко получилось самой насадиться!.. Получается, что я уже не девственник?..»