Дома детей сразу же отправили в их спальни. И даже Влада не пыталась возмущенно потребовать традиционного вечернего чаю в столовой, а, как и все остальные, молча согласилась на теплое молоко, которое Антония принесла прямо к кроватям.
Андри лежал в своей постели и смотрел на деревянный кораблик, за длинную нить прикрепленный к потолку. Маленькая бригантина медленно, едва заметно поворачивалась из стороны в сторону - это легкий сквозняк из форточки наполнял ее паруса. Когда Андри был совсем маленьким, он мечтал стать капитаном и, стоя у руля, открывать неведомые страны... Потом отец сводил его в Морской кадетский корпус, где изнеженный профессорский мальчик увидел суровую муштру и узнал, что за штурвалом стоят не капитаны, а рулевые. Этого оказалось достаточно, чтобы мечта угасла сама собой. Тем более, он уже тогда все больше понимал, какой именно путь ему предназначен на самом деле... Андри рано начал рисовать. Поначалу его художествами восхищались только родители, а потом как-то само собой так вышло, что акварельки младшего Горана появились почти в каждом известном доме Александбурга... Особенно, если там были мальчишки.
Андри рисовал паруса. Летящие над морем клиперы и бриги, храбрых моряков у руля и чаек над волнами. А еще быстроногих коней, воздухоплавательные шары, своих друзей, увлеченных играми, и иногда маму...
Андри искренне считал, что его мама - самая красивая в мире. Влада тоже ничего, но с мамой не сравнить! У мамы такое нежное лицо с ямочками на щеках, чуть вздернутым носом и голубыми, как ясное летнее небо, глазами. Больше всего Андри любил смотреть на нее, когда мама сидела у окна, и солнце золотило русые завитки ее волос, озорно сбежавших из прически. Он мог бесконечно разглядывать озаренное светом лицо, стараясь уловить малейшие оттенки цвета. Сколько ни пытался, а передать их по-настоящему не получалось... Не получалось перенести на бумагу или холст тончайшие переходы красок...
Ветер подул сильней, и кораблик качнулся в сторону.
Андри подумал, что это хорошо. Завтра на таком крепком ветру наверняка получится поднять змея высоко-высоко...
Но наутро стало ясно, что ни о каком змее не может быть и речи.
То, что день не задался, Андри понял сразу, как проснулся: в комнате было сумеречно, несмотря на раздвинутые шторы. По жестяному подоконнику громко стучали капли, они-то и разогнали сон.
Несколько минут Андри лежал, печально глядя в окно. Все небо оказалось затянуто тучами, тяжелыми, как мысли о чем-то очень скверном. И из этих туч на город сыпал дождь, мелкий, но непрерывный. Он превратил улицу в серые декорации к печальной пьесе вроде вчерашней.
Прогулка в парке отменялась, это уж понятное дело.
Не вставая, Андри нащупал под кроватью альбом с заложенным меж страниц карандашом и открыл на чистой странице. Но порисовать в это утро тоже не удалось- едва только он занес карандаш над листом, как дверь приоткрылась, и в комнату осторожно заглянула Антония.
- Проснулся, - сказала она с упреком. - А чего же не встаешь? Небось, не барин, весь день бока отлеживать. Давай, поднимайся, сурок нечесаный!
Андри улыбнулся. Нянька часто его так называла. Но что же поделать, если непослушные волосы все время норовят растрепаться, а выспаться досыта - одно из любимых удовольствий?
- Вста-аю, - зевнул он, спуская ноги на прохладный паркет. - Нянь, а чего сегодня на завтрак?
- Завтрак! Ты б еще дольше спал! Уж обед почти, - она подала ему чистую рубаху со штанами и строго велела: - Не шали сегодня дома! Отец очень занят. А позавтракать я тебе оладьи накрою. На кухне.
Отец и в самом деле был занят. Проходя мимо двери в кабинет, Андри увидел его, склонившегося над столом с горой каких-то бумаг. Лицо профессора было сосредоточенно, а руки быстро-быстро перебирали один документ за другим. Часть листов отец немедленно рвал, роняя обрывки прямо на пол, чего не позволял себе никогда. Часть бумаг он перекладывал в открытый ящик стола. Когда одна стопка подошла к концу, старший Горан тут же принялся за следующую... На пол, на пол, в стол, на пол, на пол, на пол...
С одним документом отец надолго замер. Длинные белые пальцы сжимались и разжимались, терзая края листа. Ходуном ходили и желваки на лице профессора. Внезапно он поднял глаза и заметил Андри, который с волнением смотрел на происходящее.
- В чем дело? - взгляд за квадратными стеклами был непривычно холоден.
Андри сглотнул, чувствуя себя пристыженным.
- Ни в чем... - тихо ответил он. И тут же нашелся: - Антония сказала, ты очень занят... Я хотел прикрыть дверь...
- Хорошо, - спокойным голосом ответил профессор. - Тогда прикрой, будь добр.
Андри быстро кивнул и сделал то, о чем его просили.
На душе было как-то скверно. И даже обещанные оладьи не слишком радовали, вопреки обычному.
Что-то происходило, это понятно... Но что?
Что могло заставить обычно доброго улыбчивого отца стать таким... чужим?