Андрей Тарковский. Жизнь на кресте

Он поверил. Наталья была утверждена на роль. Наталкивает на размышления несколько странный выбор актрисы. Очевидно, что она не полностью соответствовала образу, созданному воображением Андрея. Наталье пришлось делать сложный грим, и озвучивала ее другая актриса из-за несоответствия тембра голоса. Но Тарковский отверг Терехову и взял дочь Бондарчука. Внезапная вспышка мужской заинтересованности? Желание своеобразно «отомстить» обласканному почестями режиссеру, сняв в главной роли его дочь? Во всяком случае, он позже говорил Наташе, что вызвал своим «конъюнктурным» выбором недовольство коллег. В конъюнктуре и расчетливости Тарковского упрекнуть никак нельзя. Напротив, ему не хватало такта и умения лавировать среди «подводных камней» киномира. Но назначение на роль Хари дочери Бондарчука все же трудно объяснить лишь игрой случая.

Съемки начинались в весенней Ялте. Все бросились к морю. Тарковский был весел и неутомим в рассказах, шутил и радовался предстоящей работе после шестилетнего простоя. Но и присутствие глядевшей на него во все глаза девушки, предчувствие романа волновали его, подстегивая кураж.

— Иудино дерево цветет, — задумчиво сказал Андрей, остановившись у небольшого багряника, усыпанного сиреневыми цветами. — Вот на таком дереве повесился Иуда… Только тогда оно, наверно, не цвело.

И вдруг начал читать стихи:

И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,
Нагой, трепещущий ольшаник
В имбирно-красный лес кладбищенский,
Горевший, как печатный пряник.

Кто-то из группы спросил:

— Это ваши стихи, Андрей Арсеньевич?

Тарковский засмеялся. И неожиданно серьезно ответил, глядя прямо в глаза собеседнику:

— Если бы я мог писать такие стихи, я бы никогда не снимал. Это стихи Бориса Пастернака.

Осмотрев построенные декорации, он страдальчески поморщился.

— Это что за пионерлагерь!? — сдерживая ярость, прошипел испуганному директору. — Вы чем здесь все время занимались? На пляже с девочками загорали? Черт знает что!

— Мы доделаем… — послышалась робкая реплика.

— Доделаете?! Вот это картонное фуфло доделаете? — казалось, он готов начать драку и разнести вдребезги выгородки. Глянув на испуганную Наташу, Андрей внезапно успокоился. — Халтура. Снимать, пока все не обретет необходимый мне характер, не буду.

Наташа смотрела во все глаза на гневавшегося режиссера. Позже ей придется не раз столкнуться с его вспыльчивостью.

Андрей развернул газету:

— Послушайте лучше, что про нас в «Правде» пишут:

«Тарковский начал снимать свой новый фильм «Солярис». У мыса Кошки к небу устремились серебристые ракеты. Астронавты Донатас Банионис и Наталья Бондарчук готовы занять свои места. Их ждет Космос».

Вечером они сидели с Наташей у моря.

— Вот и начинается мой четвертый фильм. Останется снять три.

— Откуда такие подсчеты?

— Это пророчества. Особо точные. Их дал Пастернак. Дух Пастернака. Однажды я принимал участие в спиритическом сеансе. Удалось вызвать дух Пастернака и задать ему вопрос: «Сколько картин я поставлю?» — «Семь!» — был твердый ответ. «Так мало?» — спросил я. — «Семь, зато хороших!»

Наташа сдержала смех, уж очень серьезным выглядел Тарковский.

3

К лету была готова станция «Солярис» на «Мосфильме». Тарковский пошел значительно дальше обещанных Лему незначительных отступлений: Земля — исходный пункт всего, что происходит в фильме. Именно она — родина, источник человеческих страстей, высот и падений.

В фильме присутствует символ современной земной цивилизации — долгий проезд по лабиринтам автомагистралей, снятый в Японии. В противовес индустриальному миру — мир живой природы, мирного человеческого бытия.

Крис заранее встречается с живым свидетелем тайн Океана — пилотом Бертоном, и понимает, сколь опасной может стать его командировка. Потому столь ностальгическое звучание приобретает его прощание с Землей.

Андрей нашел на реке Рузе место для первых кадров — емкого земного пролога к космической мистерии.

…Извивы подводных трав, осенние листья на медленной глади воды. Ноги человека, шагающего между огромных серебристых лопухов. Цокая копытами, промчался мимо расседланный конь. Дождь шумно обрушился на открытую террасу дачи.

Крис, покидающий планету, возможно навсегда, остро ощущает всю полноту бытия: шелест дождя, утренний голос птиц, сырую влажность сада, живой огонь костра, сутулость отцовской спины. Медленно запечатлеваются в его памяти мелочи отчего дома, хранившего всю его жизнь: фотографии, салфеточки, книги, раковины, камни — спутники земного бытия.