Андрей Смирнов

уборке территории, мытье посуды и полов и прочих идиотских занятиях, которые гораздо быстрее

и проще можно было бы сделать при помощи магии. Но, как гласит известный афоризм:  мне не 

нужно быстрее, мне нужно, чтобы ты… утомился. Магией пользоваться запрещалось.

Выполнение бесполезных общественных работ должно было научить, по мысли мастеров

Обители, учеников терпению, смирению и послушанию. Общественными работами занимались

все учащиеся по очереди, кроме того, в качестве наказания кто-то мог получить и внеочередной

наряд. Последнее было особенно неприятно, поскольку тратить на эти работы приходилось свое

свободное время, и без того мизерное, или отнимать время от сна.

Дэвид воспринимал происходящее относительно спокойно, но он мог представить, какие

душевные муки испытывали хеллаэнцы, природная гордость которых попиралась самым

нещадным образом. Такие слова как «терпение», «смирение» и «послушание» в

аристократической среде Темных Земель носили почти исключительно отрицательные

коннотации. Из-за общественных работ и наказаний, налагаемых по малейшему поводу, из

Обители в течение первого полугодия ушло еще около двадцати человек.

Группа стремительно сокращалась, а наблюдая за теми, кто поступил раньше, Дэвид

приходил к мысли, что будет здорово, если к пятому курсу их останется больше десятка. В конце

первого полугодия, мужественно вытерпев все и уже готовясь к формальному посвящению в

члены Обители, ушло еще четверо. До посвящения они еще могли это сделать без опасений за

свою жизнь.

Не смотря на тотальное отсутствие свободного времени, во время первого полугодия

ученики успели перезнакомиться и более-менее друг друга узнать. Хотя долгие разговоры за

жизнь запрещались Уставом монастыря, реплик и коротких диалогов за шесть месяцев накопилось

достаточно, чтобы понять, кто находится рядом с тобой. Примерно треть оставшихся происходила

из аристократических семей метрополии — за редкими исключениями, семей бедных,

неблагополучных или уже вовсе несуществующих — хотя, впрочем, они еще имели шанс

возродиться в том случае, если последний представитель семьи останется в живых к концу

обучения в Обители и успешно сдаст выпускной экзамен. Треть — из горожан, еще треть — из

иммигрантов, которые либо изначально имели высокий Дар, либо, подобно Дэвиду, сумели, попав

в метрополию, каким-то образом перевести свои природные способности на качественно новый

уровень. В отличии от Академии, здесь не было неформального деления учащихся на «золотую

молодежь», середнячков-горожан и презренных чужаков, жаждущих подобрать хотя бы крохи тех

даров, которые сыпятся на избранных из чудесного рога изобилия. В Обители все были равны,

чему способствовали как условия приема (тех, чей Дар был ниже определенного уровня,

заворачивали сразу), так и жесткий режим, оставлявший ученикам очень мало времени для

общения друг с другом, и, следовательно — мало времени для выяснения собственной внутренней

иерархии.

Нельзя сказать, что Дэвид и Эдвин сдружились за этот период — уж слишком разными

они были, да и общались друг с другом не чаще, чем с остальными учениками, но они имели

знакомство еще до того, как попали в Обитель, и это как будто бы создавало некие узы между

ними, выделяло каждого из них для другого из нескольких десятков человек, с которыми они

перезнакомились в монастыре. По молчаливому соглашению о совместной учебе в Академии они

никому не рассказывали — учитывая параноидальный настрой мастеров, жаждущих сохранить

тайны Обители нераскрытыми для внешнего мира, их знакомство могло привлечь к себе ненужное

внимание, а этого не желал ни один, ни другой.

Немного зная Эдвина, Дэвид полагал, что тот рано или поздно покинет Обитель — уйдет

сам или, пойдя на конфликт с мастерами, будет убит или изгнан. Но ничего подобного не

произошло. Сначала Эдвин, как и остальные хеллаэнцы, воспринимал необходимость подчиняться

кому-либо и унизительные «общественные работы» как оскорбление, но затем он как будто

смирился. Он спокойно выполнял чужие приказы, и без возражений делал работу, которую в

Хеллаэне пристало делать только рабам. Дэвида эта перемена удивляла. Эдвин не был показушно

горд и чванлив, как Кантор, но у него был внутренний стержень, некое врожденное достоинство, совершенная внутренняя уверенность — короче говоря, он обладал тем, что называют словом

«гордость» и что в Хеллаэне ценят как самое положительное качество, которым только способно

обладать смертное или бессмертное существо — так вот, зная все это, Дэвид был удивлен

переменам в молодом кен Гержете, ибо прежде землянин полагал, что если Эдвина и возможно

сломать, то уж согнуть — нельзя. К слову сказать, схожая перемена на протяжении первого

полугодия произошла и с остальными аристократами, оставшимися в Обители — те, кто так и не

приспособился к новым условиям, в конце концов покинули монастырь, оставшиеся же —

изменились. Дэвиду хотелось спросить об этом с Эдвина прямо, но он опасался оскорбить

хеллаэнца, кроме того, возможность спокойно поговорить в первые полгода выпадала им крайне