Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Как-то незаметно «слиняла» Таганка. Осталась только Маша Полицеймако. Другие перестали у нас появляться. Но билеты нам и нашим друзьям по моей просьбе всегда оставляла зав лит. частью Элла Петровна Левина. Да пару раз в первый год приходил Юрий Петрович Любимов[90] и вел с Андреем Дмитриевичем «доверительные» беседы, советуя несколько смягчить сахаровские интервью иностранным корреспондентам.

С тех пор кухню стали называть Сахаровской, а до этого одни говорили «на кухне у Руфь», а другие — которые помоложе — «на кухне у Р. Г.». Мама обычно не возражала, но мне кажется, что внутренне она была против такого переименования. А на одном из очередных вызовов в райком (кажется, это был последний) к их «рекомендациям» добавилось, что она как коммунистка «должна воспитывать Сахарова».

Потом маму по рекомендации райкома «прорабатывали» за «недостойное поведение» на партсобрании домоуправления, где она состояла на учете. И не дали «рекомендации» на такую же, как была моя, поездку к родственникам во Францию. Так мама никогда и не съездила к своим кузенам и кузинам. А когда по пути к детям в США была в Париже, их уже не застала в живых.

Первое свое интервью иностранному корреспонденту Сахаров дал в этой квартире ночью по возвращении из Ногинска[91], где закончился суд над Любарским[92]. Далее или, вернее, с этого времени в квартире начался собственно диссидентский период.

После отъезда в ноябре 1972 г. Чалидзе[93] здесь заседал Комитет прав человека[94]. Здесь, после ареста Орлова[95], Гинзбурга[96], Щаранского[97], ссылки Мальвы Ланда[98] и отъезда Алексеевой[99], Бернштама[100] и Григоренко[101] в США, а также нескольких членов группы в Израиль, заседала Хельс. Группа[102] и проходили диссидентские прессконференции, включая ту, на которой был объявлен День политзаключенного, и все последующиее. Здесь делались «Вести из СССР», которые издавал в Германии Кронид Любарский.

В историю квартиры 68 следует записать и хранение денег Фонда Солженицына <см. Предметный указатель — Сост.> под маминым матрасом, и спасение романа Гроссмана[103], негласные обыски, приход палестинцев[104] и т. д. Попытка возбуждения уголовного дела против Ефрема Янкелевича[105] и возбуждение уголовного дела против его матери Томар Фейгин и моей дочери Татьяны. Отъезд детей. Обстоятельства высылки в Горький. Шесть лет милиции у дверей. Тайные посещения мамы и Лизы[106] западными учеными и политиками в годы горьковской изоляции Сахарова. А после отъезда мамы (май 1980 г.) и Лизы (декабрь 1981) — посещения западными учеными и политиками меня в мои приезды из Горького. Два приезда брата Валленбега[107] Ги фон Дардела, и однажды даже его тайная ночевка. Тайный приезд Сиднея Дрелла[108] и статья Сахарова «Опасность термоядерной войны»[109], членов «Хартии-76»[110] и «Солидарности»[111]. Общественная жизнь в квартире в годы ссылки в Горький. Те, кто продолжал в ней бывать, кто помогал, кто делал в этих стенах «Вести из СССР».

И уже после нашего возвращения из Горького — визиты политиков ранга послов, гос. секретарей, первой леди США, сенаторы и конгрессмены. Очень хорошо помню визит сенатора Бакли, Джин Киркпатрик и Генри Киссинджера. Киссинджер потом на всю Америку распространил свой восторг от моей ватрушки. Говорил, что она совсем такая, как бывала у его бабушки. Очень хорошо помню два визита Джорджа Сороса. Первый, когда он только решал для себя вопрос открывать ли в СССР отделение его фонда? Второй вскоре после ухода Сахарова из жизни. И много людей, искавших у Сахарова защиты от несправедливости властей. И одновременно с ними освобождающиеся из лагерей наши политические заключенные.

Несколько позже в связи с предвыборной кампанией 1989 г. появились доверенные лица и новые российские политики, проходили заседания «Фонда за выживание и развитие человечества»[112] (забыла точное название этого на мой взгляд сомнительного и недолго прожившего объединения) и появилось еще много совсем новых иногда даже странных для нашего дома людей.

Большинство этих визитов зафиксированы фотографиями и записями Андрея Дмитриевича в дневнике или в «Воспоминаниях».

Елена Боннэр

Декабрь 2010

Часть вторая 1970–2011 гг. Правозащитная, общественная, литературная деятельность и связанные с этой деятельностью события и факты биографии

1970–1989. Правозащитная деятельность, в том числе вместе с А. Д. Сахаровым