Читаем Андрей Миронов: баловень судьбы полностью

В октябре театральный репертуар Миронова сложился следующим образом: 3-го – «Интервенция», 6-го – «Женитьба Фигаро», 8-го – «Интервенция», 10-го – «Дон Жуан», 12-го – «Баня», 13-го – «Женитьба Фигаро», 14-го – «Интервенция», 15-го – «Женитьба Фигаро», 19-го – «Баня», 22-го – «Дон Жуан», 27-го – «Интервенция», 29-го – «Женитьба Фигаро», 31-го – «Клоп».

Между тем полным ходом двигалась к своему воплощению идея Плучека о постановке революционного мюзикла. Как мы помним, основой для этого должна была стать «Первая Конная» Всеволода Вишневского, новую редакцию которой писал драматург Александр Штейн, однако в процессе работы к Штейну внезапно пришла другая идея: написать пьесу о самом Вишневском, а главную роль доверить Андрею Миронову. Когда тот узнал об этом, то поначалу испугался: ведь внешне он совсем не был похож на Вишневского. Но после того, как Плучек объяснил ему, что это будет за спектакль, все сомнения улетучились. И Миронов отправился к Штейну, чтобы обговорить все нюансы предстоящей роли.

Вспоминает А. Штейн: «Андрей пришел ко мне домой. С прекрасной и подкупающей жадностью вынимал из меня все, что я знал о времени и его героях.

Завороженно вглядывался в старые фотографии, засыпал меня неожиданными вопросами, всматривался в заснятого войсковым фотографом бывшего мальчика из петербургской дворянской семьи, которого водили гулять в Летний сад, сбежавшего в 1914 году из дома на Западный фронт, ставшего лихим разведчиком, за храбрость награжденного двумя Георгиевскими медалями и Георгиевским крестом – высшими солдатскими наградами… И вот он уже матрос с «Вани-коммуниста», разбомбленного корабля Волжской флотилии, которой командовал мичман Федор Раскольников, а вот – пулеметчик Первой Конной, а вот писатель, друг и единомышленник Всеволода Мейерхольда.

Показываю Андрею записи, сделанные Вишневским в его дневниках, его, уже послевоенные, размышления. Пишет с горечью о том, как он, Вишневский, «переносил по инерции в литспоры прежние военные восприятия». Не забуду, с каким напряженным вниманием слушал Андрей приведенное мною его, Вишневского, чистосердечное признание: «Некоторых из моих оппонентов я ненавидел, как врагов на фронте, и нужно было несколько лет, чтобы привести себя в норму, чтобы остыть, чтобы отличить врагов настоящих от друзей». Признание, которому не откажешь в честности и в способности соизмерить свои заблуждения с истиной… Андрею казалось – и справедливо – очень, очень, очень важно передать двойственность и противоречивость характера Всеволода, дружившего с Сергеем Эйзенштейном, с Александром Таировым, ополчавшегося на так называемые «потолочные» пьесы Афиногенова, хотя, с другой стороны, активно поддерживавшего талант и произведения Юрия Олеши… Не понимал и не принимал Михаила Булгакова, что было одной из его серьезнейших и печальнейших ошибок…

Помнится, говорили мы с Андреем о пленительности образа Ларисы, навеянного знаменитой Ларисой Райснер, и я рассказывал ему о трагической судьбе ее мужа, Федора Раскольникова. Андрей прочитал книгу ее удивительной, прозрачной и мужественной прозы и удивился, узнав, что она умерла своей смертью уже в мирное время, после Гражданской войны… Ему были важны реальные подробности времени, тут он был дотошен до педантизма… В процессе работы над ролью он снова наведывался ко мне и к моим книжным полкам…»

Репетиции спектакля «У времени в плену» начались поздней осенью. Помимо Миронова в нем должны были участвовать: Анатолий Папанов (Сысоев), Нина Корниенко (Лариса Райснер), Татьяна Ицыкович (Ольга Берггольц) и др. Что касается возлюбленной Миронова Татьяны Егоровой, то ее Плучек своим вниманием обошел, доверив безголосую роль в массовке. Егорова, естественно, переживала, но виду не подавала. Отказав, причем не единожды, Плучеку, она тем самым сожгла за собой все мосты.

Миронов репетировал роль Вишневского самозабвенно. Несмотря на то что в душе он давно не питал никаких иллюзий относительно событий октября 17-го, диссидентом он не был и существующий режим если не уважал, то во всяком случае почитал. Этому режиму он был обязан многим: хотя бы той же славой, которая свалилась на него буквально в одночасье. И на роль Вишневского Миронов возлагал большие надежды: такие же, какие он лелеял пять лет назад, когда соглашался играть роль Фридриха Энгельса в фильме «Год как жизнь». Ведь ему-то хорошо было известно, что будь ты хоть с головы до ног обласкан рядовым зрителем, однако на ролях типа Графа, Фигаро или Жадова высоких званий не заработаешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии