Сначала нужно было обеспечить безопасность приборов… оставляя их без присмотра в саванне. Поэтому мы запаслись циркулярным директивным письмом от властей Танзании ко всем местным властям, объясняющим им, что наши работы совершенно безопасны, представляют большой научный интерес… По совету мистера Робсона мы укрепили на больших металлических цилиндрах — контейнерах с записывающей аппаратурой белые эмалированные таблички, которые обычно укрепляются на столбах высоковольтных линий, с красными скрещенными костями и черепом и двумя надписями „опасно“: на суахили — „хатари“ и по-английски — „дейнджер“. Теперь наши блестящие цилиндры высотой около метра и диаметром около 30 см даже на нас производили устрашающее впечатление.
Первый прибор мы установили на территории ирландской католической миссии у подножия горы Хананг. Молодой ирландец — отец Мартин — встретил нас очень дружелюбно, предложил разбить лагерь около миссии, показал место, где поставить сейсмостанцию и даже обещал в ближайшей проповеди рассказать о наших работах и неприкосновенности приборов. Ободренные успехом в первой точке, мы поехали ко второй, намеченной на карте в десяти километрах от первой, и с удивлением убедились, что это тоже рядом с американской протестантской миссией. Главы миссии не было, а помощник миссионера, африканец несколько растерялся… поэтому он созвал вождей племени — хозяев территории, на которой мы находились.
Перед нами предстали три старых воина племени мангати, известного своей свирепостью, и долго слушали наши объяснения. Они стояли в гордых, независимых позах, внимательно слушая переводчика, которым был наш шофер Абдула Мохамед. Выслушав пространную речь Абдулы, вожди… предложили нам уплатить племени денежную компенсацию за ущерб… если какая-нибудь корова набредет на наш прибор и погибнет, то это будет большой убыток. Я начал понимать, что грозные надписи работают против нас. Мы предложили вождям выставить охрану вокруг приборов, но не ближе расстояния, на которое к ним может долететь стрела…
Третий прибор мы хотели поставить около школы в небольшом населенном пункте и здесь столкнулись уже с бешеным сопротивлением. Учительница школы, увидев наши надписи, пришла в ужас и потребовала личного разрешения комиссара района. Истратив весь запас красноречия Абдулы, мы вынуждены были ехать за двадцать миль к комиссару…
Первые же наблюдения показали, что уровень микросейсм достаточно велик… Абдула стал для нас помощником, выступая перед представителями племен…
Однажды он объяснял группе масаи, которые наблюдали за установкой приборов, как опасно их касаться… едва прослушав его, эти смелые, рослые воины бросились бежать от нас. Рыкунов и Седов выдвинули версию, что близлежащая масайская деревня даже снялась с насиженного места и срочно эвакуировалась после „лекции“ Абдулы».
С африканцами кое-как удалось договориться, но тут к делу подключилась местная фауна: «Утром, пока мы готовили завтрак, раздались проклятия Льва Николаевича Рыкунова. Он подходил к палатке, держа в руке сейсмоприемник. Ночью какой-то зверь похозяйничал на сейсмостанции, расположенной метрах в пятидесяти от лагеря. Острые зубы, как кусачки, откусили провод у самого основания: на стальном корпусе были видны вмятины от острых клыков. Контейнер с магнитофоном тоже пострадал… По-видимому, это была гиена. Сердясь и ворча, Рыкунов с Седовым починили сейсмостанцию и снова установили ее на прежнем месте, но теперь уже приняли меры предосторожности. По совету Абдулы развесили на кустах белые бумажки, подобно тому, как охотники защищают туши убитых ими животных от прожорливых хищников.
Утром сейсмостанция, увы, снова была выведена из строя. Но на этот раз мы даже не смогли найти сейсмоприемник. Что так привлекло гиену? Даже бумажки ее не испугали. Вероятно, блестящий цилиндр сейсмостанции был похож на консервную банку, которые гиена с легкостью разгрызает, а надпись со скрещенными костями и черепом сыграла роль этикетки… Ох, опять эти надписи играют совсем не ту роль, какая им предназначалась!..
Погода нам нравилась. Солнечные жаркие дни бывали редко, обычно cтояла облачная погода — днем около 20 градусов, дождей совершенно не было. Конечно, не надо забывать: в Южном полушарии была зима. Но около экватора это особой роли не играло. Второй важный фактор — высота. Мы работали обычно в интервале высот от 1000 до 2500 метров над уровнем моря и всегда ощущали жару, когда спускались вниз, в Дар-эс-Салам…
На этот раз нам пришлось работать в районах, где наблюдались случаи заболевания сонной болезнью. Приходилось после конца экспедиции проходить специальные обследования, чтобы убедиться, что мы не стали носителями этой страшной болезни.
Вечером, возвратившись из маршрута и поужинав, садились за обработку собранных материалов, упаковывали образцы, обменивались результатами наблюдений. К одиннадцати часам лагерь засыпал, только на общем обеденном столе горела большая дежурная лампа, освещая заснувший лагерь и отпугивая, как мы надеялись, нежелательных ночных посетителей»[225].