Действующая в Советском Союзе система заключается в том, что Советское правительство планирует не только экономику страны, но и распределение трудовых ресурсов, включая и распределение научных работников. Пока наши научные учреждения могли решать поставленные перед ними задачи с помощью наличных научных работников, Советское правительство не выдвигало никаких возражений против работы г-на Капицы в Кембридже. Сейчас же, однако, в результате необыкновенного развития народного хозяйства СССР, связанного с успешным завершением Первого и энергичным выполнением Второго пятилетнего плана, наличного числа научных работников не хватает, и в этих условиях Советское правительство сочло необходимым использовать для научной деятельности внутри страны всех тех ученых — советских граждан, которые до настоящего времени работали за границей. Г-н Капица относится к этой категории. Сейчас ему предложена чрезвычайно ответственная работа в Советском Союзе по его специальности, что позволит ему развить в полной мере свои способности как ученого и гражданина своей страны.
Мне очень жаль, если Вам, под чьим руководством проходила в Кембридже научная деятельность г-на Капицы, его перевод на работу в Советском Союзе причинит какие-то неудобства. Я надеюсь, однако, что Вы поймете и оцените должным образом причины, побудившие Советское правительство принять свое решение в отношении г-на Капицы. Весьма искренне Ваш И. М. Майский»[88].
Это был чистой воды блеф. Елена Леонидовна Капица разоблачила Майского: «В конце октября 1934 года Капица получил письмо из секретариата В. И. Межлаука, в котором его просили сообщить до 3 ноября о том, чем он собирается заниматься в СССР. 2 ноября Капица сообщил Межлауку, что собирается менять область исследований и заняться биофизикой, которой он давно интересуется. Продолжать в СССР исследования, которые он вел в Англии, он не сможет из-за отсутствия технической базы… Письмо Капицы Межлаук переслал Сталину. В своем письме вождю Межлаук писал, что Капицу оставляли в СССР, чтобы он продолжал свои исследования в области физики и техники и предлагал в случае, если Капица будет упорствовать, „арестовать его и заставить работать“»[89].
В начале декабря секретарь АН СССР В. П. Волгин пригласил Капицу приехать в Москву, где 9 декабря в Президиуме Академии наук прошло важнейшее совещание с участием академиков А. Н. Баха, С. И. Вавилова, И. В. Гребенщикова, Г. М. Кржижановского и Н. Н. Семенова. Обсуждали будущую работу Петра Леонидовича в Советском Союзе. 11 декабря Петр Леонидович написал «руководителям страны» (слова из его ежедневника), что готов возобновить в СССР работы, которые он вел в Кембридже. Но при условии, что все оборудование Мондовской лаборатории будет приобретено советским правительством для его будущего московского института.
23 декабря председатель СНК СССР В. М. Молотов подписал постановление об организации в Москве, в составе Академии наук, Института физических проблем (ИФП). А 3 января 1935 года главные советские газеты «Правда» и «Известия» сообщили о назначении П. Л. Капицы его директором. Елизавета Леонидовна Капица по этому поводу думала так: «Это сообщение не обрадовало, а скорее даже огорчило Анну Алексеевну. Все усилия ее были направлены на то, чтобы „вытащить“ Капицу из Советского Союза, хотя бы временно. Чтобы он смог завершить в Кембридже начатые им опыты с жидким гелием и договориться с Резерфордом о продаже научного оборудования его кембриджской лаборатории Советскому Союзу — для его института в Москве… Она огорчена, что он должен жить в столице, а не в Ленинграде, вдали от близких ему людей — матери, брата, семьи ее отца. Жить в гостинице…»[90]
И переписка между Анной Алексеевной и Петром Леонидовичем продолжается.
«…Мне ужасно больно, что Тебе не с кем там даже поговорить, и Ты приходишь в поганую Метропольную комнату, и должен там спать — совсем один со своими мыслями. Только, дружочек, не отчаивайся. И помни, драгоценный мой, что я и ребята Тебя отчаянно любим, и если Ты это сейчас не чувствуешь, то только потому, что мы далеко, и Тебя не можем обнять. <…> Мне кажется, что самое для Тебя лучшее — вообще не жить в Москве. Москва для Тебя ужасна. <…> Ты в Москве определенно себя хуже чувствуешь, чем в Ленинграде, где Ты гораздо более самостоятелен и гораздо более независим (…). Твой Крыс».
«…Все идет помаленьку — я тут среди 160 миллионов один, а ты там, среди 60 миллионов, одна с ребятами. Оба мы маленькие глупышкины, но все же мы любим друг друга и верим друг другу. Тогда нам жизни бояться нечего. Хотим мы только спокойно ковыряться в своих магнитных полях, и это главное для нас…»
«…Я живу тихо и мирно. Сережа еще не ходит в школу, он довольно нервный, но все-таки ничего. Андрей гораздо спокойнее, и гораздо лучше у него характер, хотя он несравненно упрямее Сережи».