После завтрака мы обычно смотрели телевизор, новости, и там шел бесконечный сериал, который назывался что-то вроде „Баба — премьер-министр“. Про Тэтчер — не про Тэтчер, я уже не помню. Я сказал, что не люблю такие фильмы. Но Андрей Петрович вдруг начал мне доказывать: „Нет-нет, ты что! Это хороший фильм!“ Наверное, так оно и было. Просто я удивился, с какой страстью он бросился его защищать! Если в чем-то Андрей Петрович был уверен, то отстаивал свою точку зрения, сопротивлялся и защищался до конца.
Благодаря Андрею Петровичу я тогда познакомился с бывшим советским диссидентом Владимиром Буковским, которого СССР в свое время обменял на главного чилийского коммуниста Луиса Корвалана. Буковский жил недалеко от „Капица-хауса“, и они с Андреем Петровичем приятельствовали. Однажды я вернулся с работы, а дверь „Капица-хауса“ заперта и никого нет. Оказалось, Андрей Петрович поехал к Буковскому. Это было буквально в трех-четырех кварталах. Ключа у меня не было, и мне пришлось тоже поехать туда, так что я еще и в гостях у Буковского побывал, и мы там побеседовали. Очень интересный человек. Пару раз мы с ним пообщались».
Академик Г. И. Баренблатт вспоминал: «Наше знакомство с Андреем Петровичем поначалу было чисто шапочное. Он работал в Московском университете, я работал в Московском университете, но потом я перешел в Институт океанологии Академии наук. Меня тогда много раз приглашали за границу в разные места, но эти приглашения все время натыкались на отказы внутри академии. Одно из них было в Кембридж на конференцию, посвященную выдающемуся гидродинамику сэру Джеффри Тейлору в честь 100-летия со дня его рождения. Я это предложение принял, оформил все документы, но незадолго до отъезда получил письмо на адрес института за подписью тогдашнего вице-президента Академии наук Яншина (Александр Леонидович Яншин, доктор геологических наук, академик АН СССР, один из основателей Сибирского отделения АН СССР и Института геологии и геофизики СО АН СССР, вице-президент АН СССР (1986–1988). —
Но приглашение-то я получил на пленарный доклад, которым должна была открываться эта конференция. При этом выступление академика вообще не планировалось, а члену-корреспонденту сильно сократили время для речи.
А через какое-то время я узнаю, что на той самой конференции, куда меня не пустили, была создана новая кафедра гидродинамики имени Джеффри Тейлора и что именно на нее меня избрали профессором Кембриджского университета! А это дело серьезное. Правда, пока длились бюрократические процедуры, мне уже исполнилось 65 лет. Достаточно большой конкурс на эту кафедру был объявлен только в начале 1992 года.
А там есть правило: 67 лет, и всё. Они даже меня сначала спросили: „Соглашусь ли я на такой короткий срок?“ И я им ответил: „На пять минут соглашусь“. Потому что Кембридж есть Кембридж.
В Институте океанологии мне дали отпуск, и я поехал. И вот, представьте себе: я приехал один — огромная роскошная квартира, мои друзья и коллеги уже откланялись, и я сижу и думаю: надо, что ли, поесть куда-нибудь сходить, но я ведь ничего здесь не знаю! И вдруг телефонный звонок: „Григорий Исаакович? С вами говорит Андрей Петрович Капица! Мы с Младой Алексеевной приглашаем вас к нам поужинать“. И я подумал тогда: „Господи, неужели?! Как хорошо! Как это по-русски!“ Потому что слово „поужинать“ — это совсем не по-английски: они там не ужинают, а
С тех пор наше знакомство перешло в совершеннейшую дружбу. У меня более близких друзей не было вообще! Они каждый день стали приглашать меня ужинать — у меня ведь до приезда Ираиды Николаевны там не было никакого хозяйства! Так что к себе я Капиц пригласить не мог, поэтому я приезжал к ним или мы вместе ходили куда-нибудь поесть. И это был такой фантастический поток великолепной русской речи, что я буквально наслаждался каждым словом. Андрей Петрович Капица был настоящим бриллиантом русской интеллигенции!»
Ираида Николаевна Кочина, супруга Г. И. Баренблатта, рассказывает о жизни в Кембридже со своей точки зрения: «Андрей Петрович то наезжал в Кембридж, то уезжал по делам в Москву. А Григорий Исаакович тоже, бывало, из Кембриджа уезжал — даже один раз на несколько дней в Австралию и еще куда-то. А я там много болела, потому что климат не такой, как у нас, — я все же была уже немолода. И мы там жили в таком холодном университетском доме, в котором внизу, говорили, когда-то стояли кареты.