Мы сидели за столом, на улице неожиданно быстро потемнело. Евгения Александровна включила свет на всей территории дачи. Андрей Петрович пошел к телефону, а где-то в стороне прокричала сова. Крик совы, тишина — и внезапный оглушающий раскат грома. Андрей Петрович крикнул, что сработали разрядники громоотводов. Потом опять тишина и скрип неторопливых шагов на песке. Я оглянулся на открытую входную дверь и увидел в глубине двора пожилого человека, идущего к нам. Евгения Александровна тоже его увидела и, легко выпорхнув из-за стола, направилась к нему навстречу.
Пожилой человек был в парусиновом костюме не первой свежести, несколько мешковатом для его прямой худощавой фигуры. Я подумал, что это управляющий ЖКО. Возможно, перед грозой надо гасить электрический свет, а мы зажгли. Он вошел, и я крепко пожал ему руку (с управляющими ЖКО лучше не портить отношений, тем более когда нет уверенности, что правила противопожарной безопасности полностью соблюдены.
— Петр Леонидович, это Виктор из Барнаула, — представила меня Евгения Александровна.
— Откуда, из Барнаула? — переспросил Петр Леонидович.
— Да, папа. Я тебе о нем рассказывал, — сказал Андрей Петрович, усаживаясь за стол.
Петр Леонидович сел с ним рядом, напротив меня. Евгения Александровна подала шоколадные конфеты и чай. Съев несколько конфет, он поинтересовался, что за конфеты.
Евгения Александровна сказала, что инструкцию приготовления этих конфет, посвященных космосу, она положила под коробку. Петр Леонидович тут же вытащил ее и погрузился в чтение. По интересу, с которым он взялся за инструкцию, было понятно, что для него это в какой-то степени досуг, своеобразная забава. Впрочем, ему, как физику-экспериментатору, приходится самому придумывать приборы для своих опытов и, конечно, сочинять инструкции. Так что это не такая уж и забава, а если забава, то вполне объяснимая.
Петр Леонидович спросил о цели моего приезда в Москву.
— Сдавал экзамен во ВГИК на сценарный.
— Что требовалось?
— Требовалось сочинить рассказ. Написал на полторы странички — „Падение“. Об аресте и содержании моего героя в КПЗ. Главным было — выявить характер. А характер лучше проявляется в экстремальной ситуации.
Петр Леонидович одобрительно кивнул:
— Да, это так. И как оценили?
— Профессор Фигуровский поставил отлично, он набирал свою мастерскую, но экзаменационная комиссия встала на дыбы, мол, несу грязь в советский кинематограф.
— Некоторые крупные деятели утверждают, что если ты не член КПСС, то не можешь правильно оценить результаты научного эксперимента.
Он весело взглянул на меня из-под топорщащихся бровей. Мы все на какое-то время замолчали, потом Андрей Петрович попросил меня почитать стихи. Я читал с удовольствием, но хуже, чем обычно. Волновался. За окном ревела гроза, иногда раскаты грома были так сильны, что заглушали мой голос, и я вынужден был некоторые строфы кричать.
Закрыли дверь. Прочитал стихи „Сидел я на обочине дороги“ — о Кулунде, „Человека пытали в застенках советских“, „Комсомолу“, „Баба-яга“, „Сказка“ — в общем, те, что мы в своей среде поэтов называем честными.
После чтения „Сказки“ он посоветовал отнести ее режиссеру Театра на Таганке Любимову.
— Вы там бывали? Любимов с удовольствием ставит подобные вещи.
В Театре на Таганке я никогда не был, хотя трижды пытался достать билеты, но тщетно»[250].
«…Андрей с Келдышем на Сахалине, Аня на практике, а у меня — ремонт с переносом стены и другими удовольствиями.
2 дня назад исполнилось 20 лет со дня нашей свадьбы. Андрей, как всегда, принес чудный букет белых пионов и укатил на Сахалин, оставив меня заниматься ремонтом. Надеюсь, в конце следующей недели все кончится и к 9 июля быть в Москве.
Андрей будет в Москве 28/VI или 27/VI — сессия, а я — это сложнее и труднее. Ремонт как-то оглупляет — я совсем перестала соображать — что было, что есть и что надо сделать…»
Как раз в это время ожидался приезд во Владивосток Петра Леонидовича Капицы с Анной Алексеевной. Они собирались посмотреть город и отправиться дальше на Камчатку. Но Андрей Петрович первым делом повел отца в свой институт.
«Петр Леонидович пришел прямо к нам в лабораторию, — рассказывает Ю. П. Баденков. — Лаборатория еще только-только переехала в здание на Уборевича, совершенно неприспособленное. И только разворачивалась — еще и с идеями у нас не особо было, так, кое-что. А с Петром Леонидовичем пришли Келдыш и вице-президент Виноградов, и Марчук. Этим Андрей Петрович нашу лабораторию и меня, конечно, сильно поддержал».
Б. И. Втюрин вспоминал: «Андрей Петрович любил похолить свой институт, который только начинал работать. Говорить-то он любил! Помню, как его папа приезжал к нам во Владивосток. Андрей Петрович только начал было ему хвастаться, но Петр Леонидович его быстро осек: „Андрюша, поверь моему опыту: раньше чем через 7–8 лет никакого результата серьезного у вас не будет все равно“. И он прав оказался, конечно!»