АНДРЕЙ ДЬЯКОВ

Впереди показался низкий боковой штрек со ступеньками, уходящими куда-то во мрак. Глебу захотелось как можно быстрее проскочить это место, но, как назло, сталкер вел паренька именно туда. Ступеньки закончились неожиданно быстро. Пройдя по узкому коридору несколько метров, путники вышли в тесную каморку, заваленную всяким хламом. Раскидав ветошь и мотки проводов по сторонам, Отшельник вытащил из песка массивную скобу и потянул. Лязгнула створка открывающегося люка. Короткий спуск по вертикальной шахте закончился еще одним коридором, конец которого терялся где-то впереди.

— Скорей… — Сталкер зашагал энергичней, дыхание его участилось.

Проскочив развилку, Отшельник перешел на бег. Впереди показалась еще одна вертикальная шахта, уводящая вверх. Не добежав до лестницы нескольких метров, сталкер вдруг зашатался и рухнул на пол. Лицо его исказилось до неузнаваемости, тело свело жестокой судорогой.

Глеб застыл в растерянности. Легендарный громила-сталкер свернулся у его ног в позе эмбриона и тихо поскуливал, дрожа всем телом. Кусая губы, Отшельник кое-как расстегнул подсумок. На бетон вывалился, развернувшись, невзрачный чехол… Несколько шприцов, наполненных мутной жидкостью. Мальчик схватил шприц, с готовностью подскочив к сталкеру. Тот дрожащими руками выхватил шприц и толкнул ногой автомат. Проехав по полу, оружие стукнулось о ботинок Глеба.

— Держи… проход… — выдавил из себя сталкер, непослушными руками всаживая шприц в плечо.

Глеб осторожно поднял автомат и нацелил вглубь коридора. Спиной мальчик ощутил, как перестал биться в конвульсиях его напарник. Дыхание Отшельника выровнялось, а сведенные судорогой мышцы постепенно расслаблялись. Через пять минут напряженного ожидания сталкер поднялся на ноги, отобрал автомат и подтолкнул Глеба к лестнице.

Взобравшись по ржавым скобам вертикальной шахты, путники преодолели еще один люк. Глеб как-то не решился спросить у сталкера о внезапном приступе, а потом уже было не до того… Щелкнул тумблер — и вокруг зажглись многочисленные лампы, открывая взгляду внушительных размеров помещение. Чего тут только не было… Одна стена была сплошь заставлена двухъярусными койками, забитыми всяким хламом. Вдоль другой стены — бочки, канистры, пара массивных станков, длинный верстак с россыпью инструментов. Шагнув вдоль прохода, Глеб разглядел ровные ряды консервных банок самых разных размеров и пропорций. До этого момента Глеб считал, что консервы — это слово, равнозначное тушенке, однако, с удивлением читая названия на этикетках, открыл для себя много нового.

— Выбери там… пожрать, — бросил Отшельник, проходя вглубь обиталища. — И мне чего-нибудь.

— Пер-си-ки… — медленно прочитал Глеб. На выцветшей этикетке желтело что-то непонятное. Присовокупив к диковинке пару знакомых банок с коровьей головой, мальчик зашел в следующее помещение.

Здесь сталкер соорудил кухню. В печке уже весело потрескивали поленья, а в чугунке булькала вода. Глеб осторожно присел на колченогий табурет в углу и с облегчением прислонился к шершавой стене. Напряжение прошедшего дня дало о себе знать. Парень задремал.

На этот раз ему снился отец. Высокий, стройный и всегда чисто выбритый. Даже возвращаясь с ночной смены, отец первым делом брал огрызок зеркала, бритву и уходил к рукомойникам. Таким его Глеб и запомнил. Когда отец с матерью уходили с обозом на Сенную, мальчик и представить себе не мог, что видит родителей в последний раз. В тот памятный день на Московскую не вернулся никто. Лишь спустя несколько дней до станции докатилась страшная весть о набеге головорезов империи Веган на торговые ряды Сенной. В одночасье мальчик лишился единственных близких ему людей, а в памяти его еще часто всплывало искаженное ужасом лицо старика Палыча — единственного, кто добрался до Московской спустя несколько дней и рассказал о страшной резне, учиненной веганцами.

Резкий металлический звук вырвал Глеба из мира грез. Отшельник, сноровисто орудуя десантным ножом, вскрыл одну за другой две банки тушенки, вывалив содержимое в чугунок с дымящейся кашей. Тщательно перемешал нехитрое блюдо все тем же огромным ножом, кинул внутрь две алюминиевых ложки, пододвигая чугунок к мальчику:

— Жуй… Гречневую кашу, поди, не пробовал? До Катастрофы этим добром все магазины завалены были.

Мальчик с опаской покосился на сталкера. Отшельник подхватил одну из ложек, зачерпнул варева и невозмутимо принялся жевать. Дразнящий запах нехитрой, но добротной пищи, заставил Глеба незамедлительно присоединиться к трапезе. Ему доводилось и раньше пробовать кашу из зерновых, однако, то зерно, которое «огрызки» привозили в обмен на дрова, ни в какое сравнение не шли с этой чудесной субстанцией.

Затем настала очередь загадочных «пер-си-ков». Вот тут Глеб понял, что пища может не только утолять голод, но и приносить неописуемое наслаждение. Жмурясь от удовольствия, мальчик схарчил содержимое банки в один присест, понимая, что все треволнения прошедшего дня стоили того, чтобы испытать это непередаваемое ощущение.

— Спасибо… — выдавил из себя Глеб, преодолевая робость.