Скоро в строительстве собора принял участие весь ремесленный люд Владимира. Работали многочисленные каменщики, златокузнецы-ювелиры, кузнецы железа, столяры, литейщики и многие другие. Внизу, на клязьминской пристани, выгружали белый камень, пригнанный в ладьях с окских и клязьминских ломок. В последнее время такой же камень нашли неподалёку от Владимира.
На площадях городов княжьи люди выкликали мастеров, желающих ехать во Владимир на строительство. Каменщику обещали по ногате [90] в день, обещали приписать в княжеские мастера. Жившие впроголодь на боярских дворах холопы спасались во Владимире от кабалы «лучших людей» Ростова и Суздаля, в надежде на сытую жизнь у князя.
На площади перед строящимся собором прибывших проверяли. Годных к какому-нибудь ремеслу оставляли на стройке, а смердов-землепашцев отправляли на земляные работы: насыпать валы. Нужны были всякие люди.
Строители тесали белые прямоугольники камня и выкладывали стены. Полое пространство меж двух рядов тёсаных камней засыпали мелким битым щебнем и заливали известковым раствором.
Храм рос, сверкая белизной своих стен, вызывая удивление не только владимирцев, но и заезжих людей, видавших много дивных произведений зодчества. С какой бы стороны ни подъезжали люди к Владимиру, они видели на высоком холме одетые лесами стены и ещё не покрытый купол. Постепенно раскрывался весь город, полого поднимавшийся в гору, а за стенами Мономаховой крепости, на её высоком мысу, вздымалась белая громада собора. Собор придавал городу новый облик.
В один из дней на холм к строителям поднялись Николай с Алексеем. Они посмотрели на работу каменщиков и прошли в сарай, где находился в это время руководивший строительством старик зодчий. Николай поклонился ему в пояс:
- Пришли к тебе! Дай и нам потрудиться для славы нашего города.
Зодчий посмотрел на Николая внимательно:
- Работу твою знаю, мастер. Видел твои запястья, подвески и другое узорочье. Хорошо, что пришёл. Дела сейчас много… А это кто? - указал он на стоявшего в дверях Алексея.
- Ученик мой. Зодчий кивнул головой.
- Сын?
- Нет, сирота он.
- Прилежен?
- Прилежен и добро науку приемлет.
- Ну, пусть и он потрудится для храма. Только если испортит княжое добро, ты будешь за него в ответе.
Николай ещё ниже поклонился.
Едва покажется красноватый отблеск восходящего солнца, Николай уже просыпается. Ворочаясь на своей лавке, тяжело вздыхает, иногда разразится долгим сухим кашлем. Приподнявшись на локте, гадает, проснулся ли Алёшка. Говорит сквозь зевоту:
- Сегодня, Алёша, покажу я тебе дело тайное, известное немногим.
В полусне Алёшка слушает, как на улице хлопают калитки, со скрипом открываются волоковые окна, звенят ведра, визгливо скрипит колодезный журавль. Начинается трудовой день.
Алёшка поднимается. Несколько лет он работает с Николаем у горна, а ещё многого не знает. Вот и сейчас Николай хочет показать что-то такое, что во Владимире известно только ему, да, может быть, ещё двум-трём златокузнецам.
Притащив куль берёзовых углей, Алёшка разводит огонь в горне.
С тех пор как началось строительство во Владимире и в Боголюбове, работы хоть отбавляй.
Николай лепит из воска паникадило для княжеского собора. В хитром плетении причудливо извивающихся восковых линий, в завитках узора сидят притаившиеся звери и птицы. Чудные цветы и травы незаметно переходят в подсвечники. Более пятидесяти частей нужно сделать Николаю. Старый мастер сидит за работой долго, до боли в пояснице.
- Алёша, ты что?
- Мастер, я жду обещанного.
Николай садится за стол у открытой двери. Приблизив нос к пергаментному свитку, он что-то шепчет, шевеля тонкими губами. Алёшка слышит его слова, похожие на заклинания:
- Найди ящерицу жёлтую, живую да разотри с живым серебром. А серебра живого было б шестая доля против ящерицы. Да ящерицу живую запечатай в горшок, да положи в печь в большой жар…
Бросив медный лист на землю, Алёшка подходит к учителю. Старик водит длинным почерневшим ногтём по полустёртым строчкам и шепчет:
- Ящерица с живым серебром… - Подняв голову, мастер ладонью отбрасывает спускающиеся на глаза волосы. - Наставление, како писать золотом по медному листу.
Алёшка смотрит на него недоверчиво:
- Как же это - растереть ящерицу с живым серебром, а после живую запечатать в горшок?
У Николая засветились глаза, на лбу около переносицы собрались смешливые морщинки. Оглянувшись на дверь, он сказал шёпотом:
- Эта тайна продана была одному мастеру дьяволом, а мне он отдал перед смертью. «Пусть, говорит она ещё послужит людям, не в могилу же с собой брать».
Алёшка, слушая Николая, вытаращил от страха глаза, с тревогой и недоверием посмотрел на лежащий свиток.
- Ящерица-то ведь издохнет, разотрут её…
Тут Николай не выдержал и рассыпался мелким весёлым смехом;