Андрей Боголюбский

Мы ещё будем говорить о судьбе князя, которому придётся скитаться по чужим землям и на время сделаться даже царём Грузии, мужем знаменитой царицы Тамары. После смерти отца он проживёт около двадцати лет и скончается после 1191 года (точный год его смерти неизвестен). Грузинские источники, крайне неодобрительно отзывающиеся о русском супруге своей царицы, характеризуют Юрия с самой невыигрышной стороны, особо отмечая его «омерзительное» пьянство и распутство^{313}. Заметим, что это те самые пороки, которые не выносил и с которыми всю жизнь боролся отец Юрия, не бравший в рот спиртного и ведший жизнь почти аскетическую. Но такое случается и в обычных семьях, и у сильных мира сего: именно те отрицательные свойства натуры, которые преодолевает в себе родитель, порой дают пышные всходы в его детях. Впрочем, Юрий не испытал влияние отца в полной мере. Он оказался оторван от него ещё в отрочестве и в отрочестве же покинул Русь. А потому можно думать, что и «скифское» пьянство, и прочие пороки были приобретены им уже после того, как он оказался на чужбине, скорее всего, у половцев, среди которых ему пришлось провести несколько лет.

Последний из сыновей Андрея, князь Глеб, — фигура загадочная в русской истории. Как уже говорилось, ранние летописи не знают о таком сыне Андрея Боголюбского, называя по именам троих — Изяслава, Мстислава и Георгия. Его имя появляется в источниках лишь с XV века: впервые в княжеском родословце новгородского происхождения (восходящем, как считается, к Новгородско-Софийскому летописному своду 30-х годов XV века), где названы трое сыновей Андрея, но вместо Георгия значится Глеб^{314}.[170] Причина этой замены ясна: Георгий (Юрий) был похоронен неведомо где, вдали от родной земли (скорее всего, в Грузии); остальные же его братья нашли последнее пристанище во владимирском Успенском соборе. Здесь, помимо прочих, обнаружилась и гробница князя Глеба, их брата. Впрочем, долгое время останки всех трёх Юрьевичей пребывали в одном саркофаге. «Да в той же соборной церкви Успения Пресвятыя Богородицы з братьями своими, з благоверными князи со Мъстиславом и Изяславом Андреевичи опочивает в одной гробнице третий сын благовернаго великого князя Андрея Георгиевича Боголюбского князь Глеб Андреевич», — говорилось об этом в так называемом «Летописце Владимирского собора» (по списку последней четверти XVII века). По указу царя Ивана Грозного, неоднократно посещавшего город Владимир, было поведено совершать панихиды по владимирским князьям, погребённым в Успенском соборе, в том числе и по Глебу:

«Великого князя Андрея Боголюбского по детям: по князе Изяславе Андреевиче пети в год одна понахида — сентября в 28 день; по князе Мстиславе Андреевиче пети в год одна понахида — марта в 28 день; по князе Глебе Андреевиче пети в год одна понахида — июля в 24 день»^{315}.

Как видим, даты памяти двум старшим Андреевичам установлены в дни их кончины, известные из летописей. Память же Глеба Андреевича в XVI веке отмечалась в день памяти святых страстотерпцев Бориса и Глеба. А это значит, что в более ранних источниках никаких сведений о младшем сыне Боголюбского и дате его смерти успенские клирики найти не смогли.

Всеобщее внимание к себе мощи одного из трёх погребённых в соборе сыновей князя Андрея привлекли своим явным нетлением. «Един из них видим и покланяем всеми, погребальная ж не истле, но вся, аки нова», — читаем в Описи Владимирского собора середины XVII века^{316}. Именно эти останки и были отождествлены как принадлежащие младшему сыну Боголюбского. Народное их почитание со временем приобрело официальный характер. Уже в Петровскую эпоху, 30 ноября 1702 или 1701 года (вслед за открытием в октябре того же года мощей самого Андрея Боголюбского), мощи князя Глеба Андреевича были открыты и переложены в серебряную раку в Георгиевском приделе собора. Тогда же князю было установлено празднование (20 июня) и составлены Житие и служба[171].

Кажется очевидным, что Житие, написанное более чем через полтысячелетия после кончины князя, не могло опираться на какие-либо древние предания и представляет собой, по словам выдающегося исследователя древнерусской агиографии Николая Ильича Серебрянского, «только условно-агиографическую характеристику святого, скорее литературную компиляцию из стороннего житийного материала, чем церковно-историческую биографию»^{317}. Тем не менее лишь отсюда можно извлечь некоторые, весьма скудные биографические сведения о четвёртом сыне князя Андрея^{318}.