Читаем Андрей Белый. Между мифом и судьбой полностью

4

Та же диадичность триады и коррелятивность первых двух форм будет встречать нас, как постоянный признак, если мы обратимся к примерам основных категорий человеческого мировосприятия, — таких, напр<имер>, как «качество», «количество», «форма», «движение». Здесь имеем следующие ряды:

Для качества: 1) утверждение (+); 2) отрицание (—); 3) ограничение (±).

Для количества: 1) единство; 2) множество; 3) все-единство*.

* Этот термин предпочтительнее кантовского «все-общность», ибо дело идет не о простом расширении множества, но также о возвращении положительного элемента первой категории.

Для формы: 1) цельность; 2) дробность; 3) сочетание**.

** Ср. у Спенсера, а также у Конст. Леонтьева: 1) «первоначальное единство»; 2) «дифференциация»; 3) «интеграция».

Нетрудно видеть, что во всех этих рядах первые две формы связаны взаимной противоположностью и подразумевают друг друга, представляя таким образом как бы одно двустороннее понятие — в противоположность другому, обособленному от них и выраженному третьей формой:

То же соотношение находим в коррелятивных понятиях «мужского» (♂) и «женского» (♀), — и отдельном от этой коррелятивности понятии «среднего» (= «двуполого»: ⚥).

5

1) Применительно к вопросу о пневматическом понимании человека («imago hominis»[1256]) имеем такую версию основной формулы[1257]:

1927; IX. П. Перцов* * *

Ответ Белого на «записки» Перцова также двучастен: начинается с гносеологии И. Канта (параграфы 1–15 и суммирующий 16‐й), которой посвящен первый тезис первой записки Перцова, а завершается, можно сказать, «основными понятиями», но не столько «Диадологии», сколько «Истории становления самосознающей души» (параграф 17)[1258].

Обращение Белого к Канту, впрочем, обусловлено не только сюжетом диалога: философия немецкого мыслителя занимает в «Истории становления самосознающей души» принципиальное место[1259] — Кант был постоянным спутником Белого, и, как утверждается в ответе Белого, на Канте «базируется теория знания XIX века»[1260].

Перцов характеризует философию Канта негативно, подразумевая, что она будет преодолена в рамках «возникающей русской философии»:

Гносеология Канта — это картина нашего познания, каким оно было бы, если бы имело только два источника — ощущения и разум. Но о третьем и основном — цельном восприятии мира (интуиция), раньше всяких «синтетических суждений а priori» Кант, как истый европеец, даже не подозревает. Его мир — о двух измерениях.

Вывод, к которому приходит Белый, также негативный: Кант понимает опыт слишком ограниченно, поскольку не учитывает, что «возможны 1) сверхчувственные представления (образы мыслей); 2) непредставимые восприятия; 3) невоспринимаемые сознания». Однако основания для такого вывода у него иные, чем у Перцова.

Согласно Белому, ошибки Канта позволяет исправить методология, которая использована им в «Истории становления самосознающей души» и которая основана на антропософии. Производя «дедукцию» из учения Штейнера об ангельских иерархиях[1261], Белый получает универсальный «разгляд вселенной, как Семи Ангельских иерархий (в культурах, природе, философемах, и т. д.)», что и должно функционировать как общее учение «о семи фазах состояний сознаний (с малой буквы) в культурах; это — история культуры, как культуры самосознания человеческогоя“»[1262].

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии