Однако тут же Перцов деликатно оговорил, что понимает, как нелегко устроить публикацию в послереволюционное время, и выразил готовность соразмерить свои желания с ситуацией, сократив публикацию только до трех самых важных пунктов плана: «1) Введение (системат<ическое> и историч<еское> положение пневматологии); 2) Основная формула (первая, морфологическая); 3) Общая система искусства)», то есть — в три раза, с пятнадцати до пяти печатных листов:
Г<ово>рят, теперь очень трудно издавать книги. Поэтому я думал ограничиться (если уж иначе нельзя) выпуском только первых 3 глав работы, в которых дано ее зерно. Это уже немного — 80 страниц, т. е. 5 листов, т. е. уже не книга, а брошюра. Так, может быть, легче найти.
Перцов, даже несколько извиняясь, рассказал Белому о своем бедственном положении:
Сам я издать ничего не могу: происходящий кризис уничтожил все мои средства. Следовательно, нужно искать издателя. <…> Сам я живу в деревне[1218] и вряд ли скоро попаду в Москву хотя бы уже потому, что въезд туда воспрещен (да и денег нет).
Поэтому поневоле нужно искать заглазно.
Тем не менее на участии Белого в судьбе его сочинения Перцов настаивал и даже предложил вариант, кажущийся ему оптимальным:
Так вот (если тема Вас заинтересовала), не будете ли так добры, не поможете ли мне советом,
Если же «Мусагета» нет или ему это не идет, м. б. Вы назовете мне что-нибудь иное?
Предложение пристроить «брошюру» в «Мусагет» выглядит одновременно и наивным, и бестактным. Оно показывает, насколько далек был в то время Перцов от литературной жизни Москвы и от литературных скандалов. Очевидно, он не знал ни про громкий разрыв Белого с «Мусагетом» — из‐за антиштейнеровской брошюры Эллиса «Vigilemus!» (М.: Мусагет, 1914)[1219], ни про ссору с Э. К. Метнером, последовавшую после выхода книги «Размышления о Гете. Кн. 1. Разбор взглядов Рудольфа Штейнера в связи с вопросами критицизма, символизма и оккультизма» (М.: Мусагет, 1914) и жестким ответом на нее Белого («Рудольф Штейнер и Гете в мировоззрении современности» — М.: Духовное знание, 1917), ни про открытое письмо И. А. Ильина (19 февраля 1917 года), расколовшее общество на защитников Метнера и сторонников Белого[1220].
Закончил Перцов словами надежды на общность их с Белым духовных ориентиров, предполагающую все же помощь со стороны Белого, который в ту пору был более востребован, чем Перцов:
Я все-таки твердо верю в Ваш «пневматологизм» и потому убежден, что тема моего письма будет Вам интересна, а вместе с тем и само письмо не покажется таким странным, к<ак> м. б. показалось бы другому адресату.
Всего хорошего! <…>
Однако Белый на послание не отреагировал. Это следует из раздраженной приписки Перцова на верхнем поле листа: «Ответа не было. При встрече (осень 1918) Бел<ый> уверял, что письмо „пропало“ (обычная москов<ская> история)».