Уже после выхода в свет первого номера журнала Иванов-Разумник, внимательно его прочитавший и готовящийся отдать статью во второй номер, именовал издание — в письме Белому от 23 августа 1919 года — «Дневником Мечтателей», соединив первое слово из старого названия со вторым словом из нового: «Если выйдет № 2 „Дневника Мечтателей“ <…>, то прочтете в нем мою старую (1918 года!) статью „Эллин и Скиф“, на темы, родственные и кризису культуры, и кризису гуманизма» (
Поразительно, но «путался» в названии журнала и Белый, активнее всех работавший для него. Так, в письме Алянскому от 23 или 24 февраля 1919 года он сообщает о том, какую «порцию» материалов подготовил «для 2<го> № „Записок мечтателей“»[616]; в письме, отправленном в начале марта, обещает написать «3 статьи для „Дневника“»[617]; в письме, отправленном в середине марта, сообщает, что «всецело начинает работать для „Записок мечтателей“»; в письме от 7 мая перечисляет то, что готов прислать «для „Дневника“ № 3-го»[618]. Вероятность того, что Белый мог в последнем письме забыть название журнала, минимальна, так как именно в письме от 7 мая 1919 года он сообщает о получении первого, только что вышедшего номера «Записок мечтателей» и высоко о нем отзывается: «Дорогой и милый Самуил Миронович, <…> первый номер „Журнала“ — преинтересен; он приглашает к работе; не сомневаюсь, что он будет все интереснее и интереснее»[619].
Как кажется, на первых порах новое название («Записки мечтателей») использовалось для внешнего мира, как экзотерическое, изначальное же название («Дневники писателей»), отсылающее к «дневнику трех поэтов» 1911 года и к договоренностям развивать «интимные темы» «интимным кругом лиц» — для внутреннего пользования, как эзотерическое. Думается, что только так и можно интерпретировать странное, на первый взгляд, заявление в письме Алянского Блоку: «<…> „Записки мечтателей“ потому и называются „дневниками писателей“ <…>».
В данном контексте любопытно проследить, как вместе с изменением названия альманаха менялось и название представленного на его страницах основного произведения Белого — автобиографической повести, занявшей большую часть первого и второго-третьего номеров[620]. Повесть планировалось назвать «Дневником чудака»[621] (под таким заголовком ее фрагмент был опубликован в 1918 году в журнале «Наш путь»[622]). И лишь на последней стадии, когда вместо «Дневников писателей» было все же решено издавать «Записки мечтателей», произведение приобрело окончательное, коррелирующее с заглавием журнала заглавие — «Записки чудака»[623]. При этом в самом тексте произведения материал, представленный на суд читателю, по-прежнему называется дневником: «<…> косноязычие отпечатлеется на страницах этого дневника; нас займут не предметы сюжета, а — выражение авторского лица, ищущего сказаться», — предупреждает Белый в подглавке «Писатель и человек»[624]. «Назначение этого дневника — сорвать маску с себя, как с писателя; и — рассказать о себе, человеке, однажды навек потрясенном <…>», — продолжает он в следующей подглавке, которая так и названа — «Назначение этого дневника»[625].
Не мог разобраться в этом калейдоскопе заглавий даже Алянский, руководящий пересылкой из Петербурга в Москву и обратно корректурных листов и рукописи «Чудака». Так, в письме Белому от 24 февраля 1919 года он умудрился одну и ту же повесть назвать по-разному:
Посылаю Вам при сем конец той части «Записок чудака», которую получил от Кожебаткина <…>. Не помню, писал ли я Вам, что следующие части «Дневника Чудака» должны быть короче <…>[626].
Примечательно, что и такой вдумчивый критик, как Иванов-Разумник, в письме Белому от 23 августа 1919 года по инерции называл уже вышедшую в «Записках мечтателей» первую часть повести «Дневником чудака» (
Подведем предварительный итог сказанному.