Андреевский кавалер

— Не скажи, — усмехнулся в бороду Андрей Иванович. — Она и меня удивила, грёб твою шлёп! Променять такого орла на Костыля!

— Спасибо, Андрей Иванович…

Кузнецов достал из кармана гимнастерки тоненькую записную книжку, вырвал листок и что-то быстро набросал.

— Приезжай в Ленинград, Андрей Иванович. — Он протянул листок. — У меня большая комната, места хватит.

— На Лиговке, — надев очки, взглянул на листок Абросимов. — Может, и выберусь. Щелкает в ухе-то, да и слышу все хуже. А у нас тут и дохтора по этим болезням нету.

— Когда ребята из школы приходят? — спросил Кузнецов, взглянув на часы.

— В полдень прибегут.,. Так где ж тебя зацепило-то?

— На границе побывал.

— Что, неспокойно там?

— Во всем мире сейчас тревожно, Андрей Иванович. Ты газеты-то читаешь?

— Ох люди-людишки! — вздохнул Андрей Иванович. — Вон сколько муравьев в куче, а и то живут себе тихо-мирно, или пчелы в улье? А человеки завсегда готовы друг дружке глотки перегрызть! Почему так, Ваня?

— Мы не хотим воевать, да, верно, придется. Гитлер почти всей Европой владеет. Вон что делается во Франции? И месяца не продержались! Вот тебе и потомки Наполеона!

— Супротив немца тяжело и нашему брату будет воевать, — сказал Андрей Иванович. — Сурьезный солдат, робости в нем мало, приходилось схватываться и врукопашную! Тут против наших он слабоват, а в атаку идет дружно, зараза. — Он поглядел на орден Кузнецова и прибавил: — Я за германскую тоже имею Георгия… Как-то в праздник надел, так Дмитрий аж руками замахал: мол, сыми, батя, царские кресты! Не позорь Советскую власть! По-моему, неправильно это, Иван. Боевые награды и тогда давали за храбрость, и никогда их не зазорно на груди носить.

— Носи, Андрей Иванович, — улыбнулся Кузнецов. Он все чаще поглядывал на часы. — Ты, Андрей Иванович, никому не обмолвься про наш разговор. Я тебе по-родственному.

— А чего ты такого секретного сказал-то? — удивился тот. — Об том и у нас мужики вечерком на завалинке толкуют… Тимаш вон грозится записаться в солдаты добровольцем, коли что…

— Боевой дед! — усмехнулся Иван Васильевич.

— Я думаю, он в одна тысяча четырнадцатом из окопа-то и носа не высовывал, солдат кайзеровских в глаза не видал…

— И все же лучше помалкивай, — посоветовал Иван Васильевич.

Опустив голову, надолго задумался. Андрей Иванович не мешал ему, свернул цигарку, закурил. От его дыхания замороженное окно сверху оттаяло, открылись сверкающие изморозью рельсы, убегающие к станции.

— Приду вечером домой, а там пусто, — будто очнувшись, заговорил Кузнецов. — У меня хорошая соседка, так она убирает в квартире, иногда обед сварит… — Он в упор посмотрел в глаза Абросимову: — Хочу взять к себе Вадима…

— Тонька в жизнь не отдаст, — помотал головой Андрей Иванович.

— Я поговорю с мальчишкой, — продолжал Кузнецов. — Если он согласится, помоги, Андрей Иванович, Тоню уговорить. Скучаю я по нему, чертенку!

— Тоньке про это лучше и не заикаться, — подумав, проговорил Абросимов. — Вцепится в Вадьку — не оторвешь! Знаешь, что мы сделаем? Когда твой поезд? Да что я говорю… сам его встречаю и провожаю… В общем, бери Вадьку и иди на вокзал. Конечно, ежели он захочет поехать, а Ефимье и Тоньке пока ни слова! Уедете — я им скажу, что отдал тебе Вадьку.

— Ты не сомневайся, Андрей Иванович, — обрадованно сказал Иван Васильевич, — ему будет у меня хорошо. Если и пошлют в командировку, так за ним соседка присмотрит. Кстати, у ней мальчик одних лет с Вадимом, глядишь, подружатся.

— Не люблю я бабьи слезы, но… — Абросимов рубанул воздух рукой: — Переживем как-нибудь, грёб твою шлёп! А кинется в Питер за мальчишкой — я ее не пущу!

— Хороший ты человек, Андрей Иванович, — улыбнулся Кузнецов и быстро вышел из будки.

Поздно вечером вся в слезах прибежала Тоня и сообщила, что Кузнецов забрал с собой Вадика в Ленинград. Накупил мальчишке всякой всячины, подарил игрушечный пистолет, и тот, дурачок, согласился с ним поехать… Нужно немедленно вернуть Вадика! Пусть завтра же Андрей Иванович едет в Ленинград.

— Он все-таки мальцу родной отец, — урезонил плачущую дочь Андрей Иванович, но чувствовал себя виноватым: может, зря они с Кузнецовым затеяли все это? Тот еще сунул ему пачку денег, а как теперь дочери передать? В рожу кинет, ишь как взвилась…

— У Вадика один теперь отец — Федя Казаков! — в гневе кричала дочь. — И фамилия у него не Кузнецов, а Ка-за-ков!

Ефимья Андреевна, бросив на мужа сердитый взгляд, — она-то знала, что Кузнецов был у него в будке, — увела рыдающую дочь в другую комнату.

Ночью пришел за женой хмурый Федор Федорович и пообещал, что сам поедет в Ленинград и привезет Вадика, вот только как адрес узнать?.. Андрей Иванович не сказал ему, где теперь живет Кузнецов. А почему скрыл, и сам себе не смог бы объяснить.

Ворочаясь один в маленькой комнате на жесткой постели — Ефимья спала на печке, — он вздыхал: эх Тонька, Тонька! Будь бы у нее характер поуступчивее, жила бы в Ленинграде! Нет слов, хорош Федя, но до Ивана ему ой как далеко. Федя Костыль никогда не будет орлом…

2