Андерсен

При этом я старался не сделать картину слишком однозначной. На работе меня всегда настораживало, когда всё, что мне рассказывали, было слишком безупречно согласовано одно с другим. Я раскрыл так много лжи, что уже знаю, как мне надо поступать, чтобы сделать её достоверной: видимость правды будят мелкие, якобы неподходящие детали. Исключения подтверждают правило, как говорят. В моей профессии эта фраза оправдывается.

Я часто спрашивал себя, буду ли я иметь успех по другую сторону стола, не как дознаватель, а как замаскированный. Смогу ли я лгать так, чтобы никто не подкопался? И если уж они меня заподозрили, если я оказался на допросе у такого, как я, то смог бы я сохранить свою тайну?

Перед собой мне незачем притворяться. Я бы рассказал им всё. Не стал бы долго сопротивляться. Нож, приставленный к нужному месту бутылка с кислотой, оголённый электрический провод рано или поздно заставит говорить каждого.

254

Свой реквизит я собирал долго. Пока не остался доволен результатом. Но ведь и времени у меня было достаточно. И достаточно денег.

Когда я вспоминаю, как поначалу пытался наполнить мелкими купюрами этого идиотского мишку, мне становится смешно от самого себя. Так бы я никогда не выбрался на нужный уровень. Мелкая скотинка богата лишь навозом. Но тогда у меня ещё не было понятия о компьютерах и обо всём, что можно устроить с их помощью.

Позднее это стало игрой. К шести годам – когда моему телу исполнилось шесть – я обучился у Арно всему, чему мог обучиться. Он очень силён в своей профессии, хотя и не блестящ. В итоге я знал систему расчётов Андерсена лучше, чем он сам. Я предпочёл бы отщипывать деньги незаметно, это было бы элегантнее всего, но я не нашёл пути для этого. Но зато сработал противоположный способ. Как в той истории, как один прятал похищенное письмо, положив его на стол раскрытым.

Кроме того: в этой форме дело обладало некоей высшей справедливостью. Ведь это с самого начала были мои деньги, так что с фондом Дамиана Андерсена я ни капельки не соврал. Я и есть Дамиан Андерсен.

Который когда-то был кем-то другим.

А потом стал Ионасом.

А теперь Килианом.

К этому времени фонд давно сменил название и национальность. Теперь он размещается в Делавэре. Америка – самый лучший адрес, чтобы сделать деньги невидимыми. Страна неограниченных возможностей. Всё идёт через имейл.

Вот Арно мне жаль. Было ясно, что подозрение падёт на него. Можно было ожидать, что его уволят. В моё время его бы подвергли и совсем другой проверке. К счастью, Федерико выручил. Единственный, кого мне будет не хватать.

Нет, и его тоже нет. Привязываться к другим людям – это ничего не даёт. В какой-то момент они теряют к тебе интерес или умирают. Я всегда справлялся лучше всего, когда рассчитывал только на себя.

Проводник идёт. Спрашивает, не принести ли мне что-нибудь из вагона-ресторана. Он говорит мне «вы», значит, моё преображение, судя по всему, работает. Я маскирую свой слишком высокий голос кашлем и заказываю кофе. Взрослый напиток. Я дам ему хорошие чаевые.

Но не сверх-хорошие. Не такие, чтобы он меня впоследствии вспомнил.

Они все должны меня забыть.

255

Я оставлю кофе нетронутым. Он мне больше не нравится. Когда-то я выпивал по десять чашек в день, а теперь мне приятнее молоко. У каждого организма, кажется, свои предпочтения.

Я держу перед собой книгу и делаю вид, что читаю. Так можно незаметно наблюдать за людьми.

В ряду с одиночными креслами я заметил молодую женщину. Сидящую лицом ко мне. Она кого-то мне напоминает, но я не помню, кого. Это мне мешает. Я всё-таки должен полагаться на свою память.

Красивые ноги. Такие, которые я представляю себе, когда удовлетворяю себя сам. Эта функция моего детского организма вступила в действие несколько месяцев назад, и я этому рад. Плохо, когда помнишь прежние свои существования: знаешь, чего тебе не хватает.

На вид ей лет двадцать. Слишком стара для меня.

Слишком молода для меня.

В Интернате секс определённо будет важной темой для разговоров. Некоторые вещи остаются неизменными. Мои теперешние ровесники будут знать об этом больше, чем знали мы в своё время, но опыта у них тоже не будет. В чём они, конечно, не будут признаваться. Так же, как и мы тогда. С госпожой Бреннтвиснер каждому хотелось быть уже переспавшим, но никто не смог бы описать, как это происходит на самом деле. Кроме меня. Я пробирался на чужой чердак, чтобы видеть её в постели. Сегодня такие картинки загружают себе в телефон.

Не поглядывает ли она на меня чаще, чем это можно принять за случайность? Или я лишь воображаю себе это, потому что мне это приятно?

Удо Хергес – не самый большой интеллектуал нашего класса – имел свою теорию, что женщины видят по тебе, сколько раз ты уже попробовал. И что каждый лишний раз делает тебя более привлекательным для неё. Глупость, конечно. Если бы это было так, то я был бы самым привлекательным подростком всех времён.

Мне бы только вспомнить, кого же она мне напоминает.