Анатомия архитектуры. Семь книг о логике, форме и смысле

Важнейший перелом в отношениях человека с Богом наступает с приходом эпохи Возрождения. В отличие от творцов предшествующих веков, гении Ренессанса нечасто обращались к Создателю с просьбами. Напротив, они сами готовы были прийти Ему на помощь. Вообще-то желание ассистировать Творцу довольно опасно и часто дорого обходится человечеству. Особенно когда добровольные «помощники» достаточно примитивны, плохо образованы и стараются для начала упростить мир до уровня собственных интеллектуальных способностей. И строители утопий, когда они приходят к власти, и террористы, готовые за власть бессчетно убивать, как правило, исходят из того, что мир живет не так, как это было задумано Всевышним или предписано неумолимыми законами общественного развития, что нужно ликвидировать неправильных людей или разрушить неправильные творения рук человеческих, дабы привести мироздание к образцовой схеме. Однако в эпоху Возрождения художники больше создавали, чем уничтожали (хотя зарезать кого-нибудь в драке вполне могли). При этом они ничуть не сомневались, что совершенство достижимо и что они просто обязаны прийти к абсолюту в творчестве, чтобы достойно приумножить гармонию Вселенной. Этой же цели должно было послужить и строительство «правильных» храмов, центрических, грамотно пропорционированных, точно встраивающихся в конструкцию Творения; этим объясняется и само появление проекта воспитания uomo universale – задачи, конечно, не богоборческой, но явно претендующей на исправление того, что у Творца получилось не идеально.

Рис. 7.3.52. Комплекс зданий Линкольн-центра. 1960-е гг. Нью-Йорк, США[313]

Недостаточно поэтому по примеру Вёльфлина искать стилевые различия только в нюансах формы. Пожалуй, главное, что отделяет Ренессанс от последующих течений и что было надолго утрачено позже, кроется в степени творческой отваги его деятелей, в их страсти, уверенности в сверхчеловечности собственных сил, вере в то, что, создавая шедевры, можно приблизиться к Богу. Колонны и портики, пусть чуть по-иному, широко применялись и в следующие века, но зодчие барокко и классицизма вновь восстановили почтительную дистанцию между собой и Творцом. Они, особенно классицисты, по-прежнему верили в абсолютные истины, в метафизику божественных гармоний, но предпочитали с пафосом рассказывать об этом на холстах, на фасадах и в мраморных изваяниях, а не вступать в соперничество с Богом или пытаться самостоятельно поддерживать порядок во Вселенной. С их точки зрения, по-настоящему совершенным могло быть лишь Творение самого Великого Архитектора. Людям оставалось только подражать Ему, в меру сил добиваясь слаженности в сюжетах и композициях, в стихотворных формах, в садово-парковых ансамблях и в управлении государством.

Такой взгляд на стиль как на зеркало отношений людей с Творцом и Творением должен помочь нам понять, что происходило с архитектурой в XIX и XX веках, и даже заметить некоторую цикличность в смене художественных интенций.

Эклектика

В России эклектикой обычно называют архитектуру двух последних третей XIX века. Само слово, как правило, переводят как «смешение стилей». В отличие от большинства других названий, термин «эклектика» родился задолго до самого архитектурного феномена. В философии он означает учения, составленные из фрагментов других систем (от др.-греч. ἐκλέγω – избираю). Не следует думать, что разные исторические эпохи обязательно смешиваются в облике одного здания. Чаще, наоборот, каждый объект с той или иной степенью точности подражал какому-то одному стилю. Тем не менее выбор образца мог быть совершенно произвольным и зависел в основном от предпочтений заказчика.

Рис. 7.3.53. Торговый пассаж. Архитектор Рудольф Желязевич. Первый этап строительства: 1846–1848 гг. Перестроен архитектором Сергеем Козловым в 1899–1901 гг. Санкт-Петербург, Россия[314]

Спустя примерно три десятилетия от начала XIX века Европа, в том числе и Россия, оказалась в совершенно новой эпохе. Промышленный переворот, начавшийся в наиболее передовых странах еще в конце XVIII века, привел к вытеснению мануфактур с преимущественно ручным трудом фабриками с массовым машинным производством. Паровой двигатель становился все более привычным источником энергии, он не только вращал станки, но и двигал пароходы и толкал по рельсам поезда. Стремительно развивалась торговля, доставляя во все более и более отдаленные уголки земли новые, только что произведенные товары.