С большой обидой Микоян пишет, что Троцкий не приехал хоронить Ленина: он в те дни отдыхал в Сухуми. Сам Троцкий выдвигал другую версию: если бы покойника хоронили по русскому обычаю, на третий день, то он бы, действительно, не мог успеть прибыть на поезде. Когда было решено перенести похороны (из-за огромного наплыва желающих проститься), Сталин умышленно не поставил Троцкого в известность. Микоян же полагает, что Троцкий, если бы захотел, добрался бы из Сухуми до Ростова поездом, а потом полетел бы в Москву на самолёте; он мог использовать и военный самолёт, но он этого не сделал.
В записях Микояна этого периода по существу только два антигероя: Троцкий и Зиновьев. «Ретивость Зиновьева, — пишет он, — я объяснил тогда его особенной жадностью ко всяким публичным выступлениям и его стремлением непомерно выпячивать свою персону». Что касается Троцкого — впечатлений о нём нет в рассказах Микояна. Нет упоминаний об их личных встречах.
Как член ЦК Микоян участвовал в перипетиях начавшейся внутрипартийной борьбы, но относился к ней как к здоровой демократической дискуссии. Так, он пишет, что осенью 1925 г. Зиновьев выпустил брошюру, и содержание её резко раскритиковал председатель СНК СССР Алексей Рыков. Его выступление было таким запальчивым и грубым, что и Григорий Зиновьев, и Лев Каменев и их сторонники (Григорий Евдокимов, Моисей Харитонов, Михаил Лашевич) покинули заседание ЦК. Надежда Крупская заняла их сторону и вышла вместе с ними. Орджоникидзе заплакал, крикнул Рыкову: «Что ты делаешь?» и тоже выбежал. Микоян отправился его успокаивать. Оставшиеся в зале члены ЦК решили, что нужно вернуть ушедших, и выслали «парламентёров»: Григория Петровского, Матвея Шкирятова и Микояна.
Покинувших заседание «протестантов» быстро нашли: они все вместе сидели в помещении секретариата Зиновьева в Кремле, пили чай, пребывали в отличном настроении, шутили и пересмеивались. Появившегося в комнате Микояна это изумило, но и успокоило. И Зиновьев, и прочие были довольны, что им предложили примирение, и немедленно вернулись к остальным. Эту фарсовую ситуацию Микоян оценил как часть игры, своего рода политического балагана, в правилах которого он пока не до конца разбирался. Сам он признаётся, что его гораздо больше волновала практическая работа в Ростове, нежели страсти, накалявшиеся в руководстве партии.
1925 год — первый без Ленина — для Микояна закончился благополучно: 20 декабря Ашхен родила третьего сына — Алексея — будущего советского генерал-лейтенанта авиации и отца музыканта Стаса Намина.
5
Смерть Дзержинского и новое назначение
Однако в следующем, 1926 году дискуссия обострилась донельзя. Микоян присутствовал на заседании Пленума ЦК 20 июля, и был очевидцем гневного выступления председателя ОГПУ и при СНК СССР и ВСНХ СССР Феликса Дзержинского, который раскритиковал сначала Каменева, а затем его сторонника Георгия Пятакова, по вопросу о хлебозаготовках. Пятаков между тем был заместителем Дзержинского в ВСНХ (Высшем совете народного хозяйства), но свою длинную речь никак не согласовал с непосредственным руководителем. Дзержинский был оскорблён. Его речь перебивали с мест Каменев, Троцкий и сам Пятаков. Едва Дзержинский закончил, выступил Каменев, не менее резко оппонируя Дзержинскому. Тот почувствовал себя плохо. Его под руки вывели в соседнее помещение, он прилёг на диван. Были вызваны врачи. Дзержинского отвезли домой, и там он умер.
На том же Пленуме Зиновьева исключили из состава Политбюро. Каменева убрали ещё раньше, в январе перевели из действительных членов Политбюро в кандидаты. В итоге из Политбюро в течение первого полугодия 1926 года выбыли трое: Каменев, Зиновьев и Дзержинский. Для пополнения состава высшего руководящего партийного органа нужны были новые люди. Кандидата в члены Политбюро, заместителя председателя СНК СССР и СТО СССР Яна Рудзутака перевели в члены Политбюро, а из числа членов ЦК повысили статус сразу пятерым: Орджоникидзе, Киров, Каганович, Андреев и Микоян стали кандидатами в члены Политбюро.
Партийная этика требовала от Микояна взять самоотвод, что он и сделал. Следом за Микояном выступил Каганович, с теми же возражениями. Свою кандидатуру хотел снять и Орджоникидзе, но его даже не стали слушать. Все пятеро были утверждены большинством голосов. Так Микоян шагнул на следующую ступень партийной иерархии.
Но этого было мало: вдруг Микояну протянул руку его политический противник, сам Лев Каменев. Разумеется, назвать этих двоих полноценными политическими оппонентами невозможно. Каменеву было 43 года, он принадлежал к поколению «старших», был соратником Ленина. Но Ленин умер, и в последующем и неизбежном расколе руководства партии Микоян неизбежно занял сторону Сталина. Ни Троцкий, ни Зиновьев, ничего не сделали для Микояна, а Сталин его упорно продвигал. Микоян дружил с Орджоникидзе, тот дружил со Сталиным. Понятно, на чьей стороне оказался Микоян.