Читаем Анастас Микоян полностью

Микоян: возможно, но не обязательно. Если революция произойдёт быстро и восставшие успеют захватить власть, то внешняя контрреволюционная интервенция провалится. Если же возникнет ситуация двоевластия, когда в стране будут два правительства, одно — революционное, другое — реакционное, то второе, реакционное и якобы „законное“ правительство призовёт иностранных интервентов на законных основаниях. Империалисты вынуждены ориентироваться на ими же придуманные законы и влияние общественного мнения в собственных странах. ‹…› Мы в Советской России когда-то тоже исповедовали идею революционного взрыва одновременно в нескольких странах. Более того, многие наши товарищи считали, что без международной поддержки наша собственная революция в России — не выживет. И действительно, вспыхнули революции в Венгрии и в Баварии. Но они были подавлены реакционными силами. И в результате мы обнаружили, что должны строить наш социализм в одиночку, без всякой опоры на международную поддержку».

Как мы знаем, Че Гевара не внял советам опытного старшего друга. Или, точнее, переосмыслил их. По всей видимости, идея поджечь огнём революции весь Латиноамериканский континент глубоко залегла в сознании Че. Он, аргентинец по рождению, объехал когда-то Чили, Перу, Боливию, Венесуэлу, был и в США, в Гватемале, и в Мексике, повсюду видел бедность, несправедливость; он был убеждён, что достаточно одного решительного толчка, чтобы лавина социалистических переворотов прокатилась повсюду. Победившая социалистическая Куба должна была выступить локомотивом движения и одновременно примером оглушительного успеха, учитывая отважное противостояние с США — давним гегемоном западного полушария.

Остаётся только догадываться, что говорил Микоян Че Геваре не под запись, какие аргументы приводил, чтобы призвать 34-летнего товарища к благоразумию и осторожности.

Но у Че был свой путь, и он шёл по нему с горячим сердцем и холодной головой.

* * *

Вместе с тем продолжались переговоры по вывозу советских вооружений. Микоян понял, что кубинские компаньерос не готовы к ежедневным многочасовым встречам. Днём, в жару, они привыкли отдыхать, а активную деятельность начинали после захода солнца, когда наступала хоть какая-то прохлада. График Микояна — интенсивная работа с утра до ночи — оказался им не под силу.

Возможно, Микоян сознательно создал эту ситуацию, утомил и изнурил Фиделя и его окружение.

Изнурение оппонента — полемический приём, известный с глубокой древности. Изобрели этот приём в Византии, а возможно, и раньше. Но византийские дипломаты довели его до совершенства. Изнурение выглядело так. Византийские послы, выезжая на переговоры с неким вождём племени либо народа, привозили с собой десятки сундуков с подарками. В начале переговоров с вождём эти сундуки торжественно выносили и открывали. Вождя водили от одного сундука к другому и про каждый подарок подробно рассказывали. Сначала вождь был возбуждён: получать подарки всегда приятно. Но повествование о подарках длилось часами. Византийские послы по пять-шесть часов кряду водили вождя от сундука к сундуку, пока наконец вождь не уставал от этого парада невиданной щедрости. Разговор о важных вещах начинался тогда, когда вождь уже был достаточно утомлён и мечтал о том, чтобы всё побыстрее закончилось. Как только он начинал зевать и скучать — послы переходили к главным темам беседы.

Точно так же повёл себя многоопытный Микоян. Он мог вести переговоры по восемь, по десять часов, ежедневно — он был натренирован. Фидель и его команда к такому не привыкли. Они впервые в жизни оказались в такой ситуации. Они устали, Микоян их измучил. Переговорные раунды становились более редкими и менее продуктивными.

Новый отчёт (1837–1839) Микоян присылает Хрущёву 17 ноября. К этому времени Микоян работает на Кубе уже 16 дней: «Мои функции, — пишет он, — здесь исчерпываются. ‹…› Я почувствовал, что достигнутое взаимопонимание и взаимное доверие не прочны. У меня создалось очень плохое настроение и неудовлетворённость своей работой здесь. ‹…› Я решил отложить отъезд, пока мне не удастся закрепить взаимопонимание и доверие».

Микоян сетует, что кубинцы тянут время, не назначают встречи. Фидель, Рауль и Гевара заняты, предлагают говорить с чиновниками, не входящими в руководство страны. «Не подозревают ли они нас в нечестном поведении: согласовали одно в Гаване, предложили другое в Нью-Йорке». Наконец, сообщает далее Микоян, после двух дней бездействия появился Фидель, вёл себя очень дружески, паузу объяснил болезненным состоянием его и Дортикоса. «Люди они хорошие, — сообщает Микоян, — но с тяжёлым характером, экспансивные, эмоциональные, нервно-взвинченные, болезненно воспринимающие всё до мелочей».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии