Пару дней Иван отлёживался на правом берегу Чумыша. Оголодал, но главное, страсть как истомился без курева. У Григория, который не терпел табачного дыму, он привык курить только на улице, а вот вообще обходиться без махры, у него не получалось. Поэтому на вторые сутки Иван набрался храбрости и рванул в направлении родной Жуланихи. Там пробрался огородами к дому Наташки Ситниковой вдовы-солдатки, с которой миловался, пока они в селе стояли. Вдовушка была совсем не рада визиту, даже в хату не позвала. Наверное, бедовая баба уже нашла нового ухажёра. Но всё-таки сообщила, что Рогова не поймали. Родню его, какую в их родной Жуланихе нашли, угнали в Барнаул. Прямых родственников не нашли, так забрали семейство дядьки его, да Куприяновых, покойной Александры[28] сродственников. Как угоняли, она видела, и говорит, что не заметила среди Роговых старика Афоньку.
– То ли Афонька заховался куды, толи в урмане шлёндал, но не было его среди роговского отродья, а может… – Наталья, торопливо перекрестилась, – а может и шлёпнули Афанасия краснюки. А табаку у меня нету. Знаешь ведь род наш кержацкий это зелье не жаловал.
– Иди, лахудра, ублажай свово хахаля, – недовольный Иван, грязно выругался. Он надеялся не столько узнать судьбу командира, сколько разжиться махоркой и хлебушком, но не срослось. В отместку, он нарыл у вдовушки с полведра картошки только что посаженной. Курить хотелось так, что уши в трубочку сворачивались. Искать деда Афанасия Коля решил с утра, – всё равно ночью только народ пугать…
…
Едва первые лучи солнца пробились через тучи, предвещавшие ненастье, Иван снова полз огородами. Боязно ему было ходить по родному селу в полный рост. Ведь кто-то ж из соседей доложил, где Рогов квартирует. – С-суки, – невольно появилась мысль в голове, – вот же суки! Тут за них кровь проливашь, а они ж тебя ворогам сдають. Как же хочется курить… И сразу заломило за ушами, в животе набух зудящий комок, а во рту пересохло. Николаю пришлось сделать над собой усилие, чтобы не встать в рост и не начать искать заросли табака-самосада.
По деревне разнеслись бряканье ботала, протяжное мычание, щелчки бича и другие звуки бредущего на выпас стада.
– Чёрт! Не успел, – ругнулся про себя Иван, – придётся теперь ждать пока стадо пройдёт. А там и бабы начнут по подворьям шастать.
Тут ему свезло. До подворья Куприяновых он проскользнул незамеченным. Только перемахнул через заплот, как почувствовал, что в спину ему уперся ствол ружья…
– Руки подыми, охальник, – проскрипел беззубым ртом дед Афанасий, – и давай, живей в избу. Ты же Ивашка, Ваньки Вязилкина сын? Я хоть и вижу плохо, и зубов почти нету, но чую ишшо… Давай-давай, шевели ходулями, да не боись, сразу милицанерам сдавать не буду. Ты у меня сперва поработашь. Да и к чему мне тебя сдавать? – дед, как и многие старики был не в меру болтлив.
– Дедушка Афанасий Порфирич, я тебе всё, что хошь сделаю, только ты мне табачку отсыпь, а потом сдавай куда хошь, – обрадовался Иван. – Да и поговорить мне с тобой надоть. Только бы нас никто из твоих соседев не углядел.
– Топай давай в избу, дубина стоеросова – проворчал дед и ткнул Николая в спину клюкой. Никакого ружья у него, конечно, не было. Зато уверенности в голосе – хоть отбавляй.
…
– Вот значится, и забрали всех, кто к роговскому семейству относится, а куды никому не понятно. – Дед тяжело вздохнул, – куды мне старому теперя, господь его знат… Чёрт меня дёрнул в урман пойтить… Лучше б и меня с имя забрали, помер бы среди сродственников. Теперя один буду смертушки дожидаться, – по его морщинистой щеке скатилась скупая слезинка, и он громко хлюпнул носом.
– Ты, дед, сырость не разводи! – Повысил голос Иван. – Ты ещё крепкий старикан. Слушай меня. Если ты сейчас вспомнишь толком всё, что твои ли сродственники говорили, красные ли где-то обмолвились… в общем, всё что было, то я тебе обещаю твою родню выручить.
– Эх, Колька, непутёвый ты хлопец, рассказал я всё, что помню. Всех наших – свояков, дядьку, бра… – эх, старый я пень! – Дед с размаху хлопнул себя по лбу основанием ладони. – Не всех! Ванька ить Рогов ишшо почитай с месяц тому с женой и дитём куды-то исчез. Вот куды? Постой, постой… Он-то молчал, а егойная баба, ну как там её? Полинка… Ну-у-у, дык, плакала как-то в ночь и жалилась, что никого они в ентой Улале не знають, что помруть они там средь злых калмыков[29]. Так что может Ванька в Улале. Я, правда, не ведаю, где така деревня…
– Вот, дедушка! А ты всё старый, да старый… – обрадованный Иван выскочил из избы и огородами подался в сторону Чумыша.
Ещё неделю пешего хода, через Тогул, Мартыново, Яминское и Марушку Вязилкин вышел к Бийску.
…