Анархия non stop

Ее часто воображают себе как безвозвратно гаснущий пейзаж перед глазами. Что-то вроде густеющего сумрака перед театральным представлением или киносеансом. Партизан знает: все иначе. Глаза продолжают видеть, зрение не теряется, просто исчезает тот, кто смотрел. Можете ли вы себе это представить? Внутри больше нет точки, из которой пользователь («ты») смотрел все эти годы. Попробуйте. Партизан согласен отказаться от этой «точки зрения» в нужный момент, использовав свое опустевшее тело как приманку для монстра. Охотник, не отягощенный мышлением и существованием принцип, не навсегда ­обрекает себя на худшую форму безверия и отступничества, земную жизнь. Ему на «испытательный» срок запрещено находить зияние, велено обходить колодец с отсутствием. Верящему не просто существовать. Существующему еще сложнее верить. В момент восстания, социальной экс­плозии, этот закон перестает действовать, проклятие снимается, но только для того, чтобы завтра оно было обнаружено снова, для тех, кто не участвовал в восстании.

Если глобальное насилие раздавит самое себя, погибнет под собственной тяжестью, это будет означать возврат к дореальному анархическому состоянию и невозможность возобновления насильственного мира. То есть буквально «весь мир насилья мы разрушим» означает для партизана именно «весь мир», разрушение которого есть способ снять проклятие, избавиться от монстра. Безвозвратный побег. Взрыв тюремного языка, тюремного восприятия, тюремного существования.

В негативных категориях талант к революции можно определить как отсутствие жалости к себе и другим. В позитивных — возможность взглянуть на реальность снаружи. Возможность такого «невозможного» взгляда нагляднее всего продемонстрирована в иконописи, часто изображающей обратную перспективу. Степень таланта к революции определяется трансцендентной способностью взгляда на имманентную реальность как на постороннюю. Партизан готовит себя к отмене реальности, иначе он никогда не увидит ее посторонней, именно поэтому в нем нет ни жалости, ни ностальгии, связанной с элементами того, что он собрался отменить. Революция — это рычаг, меняющий местами небо и землю. Талант — это точка опоры вне неба и земли.

Кто такой раб? Тот, чьи самые яркие впечатления связаны с деньгами и сновидениями. Пока жрецы не изобрели денег, рабы не видели снов, но когда деньги потекли по миру реками, сны стали видеть даже домашние животные. Партизан — сон наяву, живое оружие самоубийства рабов. Убивая себя, раб прощается с рабством и становится в момент суицида подобен партизану. Партизан — невидимая гильотина, странствующая по свету. Он оплодотворен чужой местью. Каждой молекулой тела, каждым квантом души он стал для рабов дисангелистом. Тем, через кого действует наказание и спасение, аннигиляция этих «не способных к самим себе».

Не потому ли анархист, не верящий в анархию, просыпается однажды в мясорубке власти, где его медленно ломают всеми известными способами. Постмодернист, не верящий в постмодернизм, неотвратимо приближается к бассейну лютой купели, где сорок дней он будет медленно растворяться как в слабой кислоте. Не распадется ли «тело» постмодерниста в результате такой мацирации на сотни новых и более частных существ, как это случается с телами немых окаменелостей, испытываемых кислотой? Христианин, сомневающийся в Христе, окунается в нужник головой и захлебывается, так и не догадавшись, что этот нужник и есть его душа, как она могла бы выглядеть в материальном исполнении. Насильственным путем подальше от самих себя. Так действует партизан. Не забывая и себя.

«Слава богу, что царь жив», — шутит народоволец и бросает меленитовую бомбу себе и монарху под ноги; в этой заключительной фразе под словом «бог» он разумеет себя. Сжигая золотой храм, монах увековечивает его, делая идеей, нерукотворным памятником. Ликвидируя Собор Христа Спасителя, построенный на общенародные сбережения, атеисты готовят ему новую славу и почитание, этот памятник, сумма всенародных копилок, падает, чтобы дать место идее об отсутствующем храме, о храме отсутствия, существующем только на кинопленке. До тех пор пока кто-то опять не начнет складывать копилки и восстанавливать архитектурную достопримечательность, готовя тем самым объект очередным взрывникам. Самоказнивший себя сын бога и ныне жив в миллиардах сердец. Всякий патриот, заботящийся о своей вечной отчизне, да погубит свою родину-мать.

Так действует партизан, дисангелист, принесший рабам нехорошую, но зато единственно новую весть об их низком ежедневном несуществовании, которое он сумеет обменять на несуществование высокое, вечное. Обменять при помощи героического и недолгого существования в восстании. Кроме него, эту операцию никто не может проделать.

Заменитель становится дороже заменяемого и перестает постепенно называться заменителем. Такой закон позволял прогрессу двигаться. Но этот закон нужен только затем, чтобы отменить сам себя. Железная птица, несущая тебя в клюве на прокорм своим змееподобным детям, сама однажды может стать добычей. Твоей.