В политическом времени анархизм легко делится на «классический» и «новый». Для классического периода характерно отрицание государственности как оскорбления, государства как клейма на достойном лучшей участи обществе. Бомба отвечала всем частным проявлениям властной машины. Для тех, кто не готов подмешать к будущей свободе немного своей и чужой крови, классические анархисты предлагали и другой вариант реакции — дикая стихийная забастовка, дающая тот же результат, народную войну, экономическое и гражданское неповиновение до победного конца, т.е. до наступления «коммунизма без государства» и самоуправления без партий и парламентов. Имелось в виду, что это самое неповиновение и научит людей решать все свои вопросы без участия чуждой им властной машины. Анархическая гармония достигается в процессе борьбы с нынешним авторитарным хаосом, а не «устанавливается» позже, сверху, новой элитой. Реальные попытки воплощения: Махно в Малороссии, Дурутти в Испании, крестьянские армии-республики, двигавшиеся подобно тайфунам по карте Латинской Америки. Помимо Земли и Воли, они называли своими Прудона, Бакунина, Кропоткина, Эмилио Аранго и других представителей стихии. Заявив о себе как самая рискованная нота из взятых первой французской революцией, классический анархизм иссяк к середине ХХ века, точнее, его похоронила вторая мировая, подтвердившая необходимость индустриальных сверхимперий с конвейером вместо общественной души, обязательность управляемых по радио толп «Метрополиса», а не абстрактного и возможного лишь в условиях всеобщего мира «самоуправления через советы на местах».
Когда химический дым бомбы, пущенной в колеса кареты государства, рассеялся, когда отголосили о стачке гудки захваченных рабочими заводов, государство предстало перед собравшимися его хоронить, лязгая металлом, снимая на пленку самых опасных и предупреждая через громкоговорители об ответственности за все деяния и намерения, направленные против властей «фермы Энимал».
Новый анархизм, мстя за неудачу предшественника, сосредоточился на критике индустриализма как принципа и управляемости масс как условия. Обнаружились новые, непредвиденные классиками более запутанные отношения между индивидуальным и коллективным, связанные прежде всего с ложными, произведенными индустрией массового общества «само»- идентификациями личностей и групп. Воспроизведение отчуждения в семьях, где навсегда, по экономическим причинам, рухнул патриархальный сценарий и появились новые, недомашние способы «социализации» детей. Исключение из истории миллионов людей. Паралич творческой самостоятельности и инфантильная обреченность на контроль со стороны «общих родителей» выявили неформальные, неуловимые и непредставимые в довоенном мире способы торговли людьми, включая еще не родившиеся поколения.
Бодаться с государством все равно что преследовать привидение, не поинтересовавшись преступлением, породившим его. Новые анархисты заметили, что необходимость власти оправдывается необходимостью коммуникации, присвоенной этой властью, поэтому первой задачей называли разотождествление власти и коммуникации в любой паре, семье, неформальной группе, производственном коллективе и т.д.
Новый анархизм — такая же реакция рефлексирующего меньшинства на «эпоху толп», как и фашизм, в некотором смысле симметричная фашизму реакция. И новый анархизм и фашизм начинали со стиля, а потом уж снисходили до теории. Новый анархизм отрицал толпу, но предполагал в ней качественные мутации, т.е. превращение в народ, исторический субъект. Фашизм боготворил толпу и тем самым отказывал ей в развитии. Там, где в анализе новых анархистов пессимизм, у фашистов — оптимизм, но анализ — общий. Психиатрически гомогенная толпа признавалась более общим и важным фактором, нежели класс или даже нация. Впрочем, эпоха толп была точно предугадана такими разными и не имеющими ни к анархизму, ни к фашизму отношения людьми, как Ортега-и-Гассет и Грамши, так что приоритета на базовую критику нет ни у одной из симметричных реакций.
Та часть левых, которая приветствовала контакт с сюрреалистами, правильно, т.е. как новый вид критики, истолковав их культ эгоцентризма и эксгибиционизма. Та часть сюрреалистов, которые согласились на революционную самодисциплину и последовательный групповой план, найдя в нем «высшее иррациональное». Развенчавшие Фрейда жрецы франкфуртской школы, даже в среде своих пойманные за язык, считавшиеся еретиками, превратившими марксизм в шаманизм. Лабораторно новый анархизм был готов к употреблению уже в 30-х, однако фактом общественной жизни его можно считать только с начала 60-х годов, после того, как толпы переварили и выблевали «первую реакцию» и расселись передохнуть у телевизоров.