Нет, Артём был вполне доволен жизнью. И с деньгами дед здорово придумал. По три тысячи сразу каждому на отдельную книжку положил. Чтоб когда вырастут и отделяться на своё хозяйство вздумают, чтобы было на что. Лучше всех Ларьке, конечно: он пока вырастет, у него такие проценты набегут, что ого-го! Но и себя Артём обделённым не считал. Он — старший, и всё хозяйство его по праву и обычаю — объяснял дед, а бабка согласно кивала.
— Старший брат в отца место.
— Это как? — спросил Артём, облизывая медовую ложку.
— Ну, ка отец ты младшим, — бабка походя ткнула Ларьку по затылку, чтоб вне очереди к туеску не лез. — Ты в заботе об них, и они к тебе со всем почтением должны.
— Во, слышали?!
Артём строго посмотрел на Саньку и Лильку, и те дружно прыснули в ответ. Таким не всерьёз грозным было его лицо. Хмыкнул в бороду и дед.
Чай пили не спеша, от души. У деда на шее висит полотенце, чтоб пот утирать. Субботний чай после бани — это тебе не просто так. Гостей не ждали, комитетских проверок тоже, и сидели потому вольготно.
Допив свою чашку, Артём перевернул её вверх дном и посмотрел на деда. Тот кивнул, и Артём встал из-за стола, старательно перекрестился на икону. Он всё время забывал, когда это положено: до или после еды, и потому крестился дважды.
— Пойду уроки учить.
— С богом, — напутствовал его дед.
В горнице Артём взял с комода учебник истории и сел на лавку у окна, чтоб хоть остатки света прихватить. По истории и природоведению им теперь не только рассказывали, но и задавали читать и учить по книгам. Попадалось много незнакомых, а то и просто странных слов, но где догадаешься, у деда — он это любит — или в классе спросишь, так что справиться со всем можно.
Заглянула в горницу Лилька.
— Тёма!
— Потом, — отмахнулся он, не поднимая головы.
— Тебя там зовут.
— Кто ещё? — нехотя оторвался он от книги.
— А максюта с Петрухой.
Артём закрыл книгу и встал.
— Ладно уж.
Максюту и Петруху он знал ещё с масленичных боёв. Оба не смогли его выбить, а он им навтыкал крепко, но зубы и носы в целости оставил. Потом они ещё пару раз дрались, но уже вместе против Серого конца. Опять на драку, что ли, зовут?
В кухне никого не было — дед, значит, у бабки, ну и хорошо. В сенях Артём натянул на босу ногу сапоги, накинул куртку и вышел на крыльцо.
Солнце уже клонилось, и землёй пахло по-вечернему. Максюта и Петруха — тоже в пиджаках внакидку, из-под расстёгнутых до середины груди рубашек красуются по новой моде тельняшки, кепки ухарски сбиты на ухо — стояли с той стороны калитки, лузгая семечки.
— Привет, — сказал, подходя к ним, Артём.
Максюта кивнул, а Петруха протянул над калиткой кулак с семечками. Артём подставил горсть, и Петруха отсыпал ему. Постояли молча, и Максюта начал:
— Серяки-то… того… задираются.
— Не мало им было? — сплюнул прилипшую к губе шелуху артём.
— Значитца, ещё хотят, — хохотнул Петруха.
— Ну, так что?
— А завтрева… вечером… — Максюта любил говорить коротко.
— Идёт, — кивнул Артём. — У берёз?
— А где ж ещё? — Петруха оглядел быстро темнеющие улицу. — Мы ща на прошвыр. Ты как?
Артём мотнул головой.
— Завтра.
— Лады.
Дружески хлопнули друг друга по плечам и разошлись. Максюта с Петрухой дальше по улице, а Артём в дом. У берёз на поляне собирались попеть, поплясать под гармошку, там же и дрались из-за девок. Кто на чью да как поглядел. Артём компании не ломал, не нами заведено, не нам и менять, ну и коль со всеми, так и будь как все. А вот вечёркам Артём не ходил: душно, тесно и все на виду, и лапаются… как в Паласе на разогреве. На фиг ему эта канитель?! А у берёз простор. Кто пляшет, а кто смотрит да зубоскалит. И завести на драку там куда легче. И не кино, где милиции навалом.
В доме было уже совсем темно, и, войдя в горницу, он включил свет. А малышня где? Но только успел подумать, как они — все трое — ввалились и затеребили его.
— Вы это где были?
— А на сеновале, — Лилька выдернула из косички соломинку.
— Понесло вас, — хмыкнул Артём, берясь за книгу и садясь уже к столу под лампочку. У Ларьки репяха на макушке, не видишь, что ли, выдери.
— Да-а, — заныл Ларька, отодвигаясь от Лильки. — Лучше ты.
— Ну, иди, — вздохнул Артём.
Ларька залез к нему на колени, и Артём осторожно выпутал из его тонких прямых волос сухой прошлогодний репейник.
— Совсем ты, Лилька, без ума. После бани да на сеновал.
Сеновал и чердак были любимыми местами для игр. Обычно Артём не вмешивался, а пару раз и сам там возился с ними. Хорошо там, кто ж спорит, но не после же бани.
— За книжки садитесь, обое, — распорядился Артём.
— Не обое, а оба, — важно поправила его Лилька, беря с комода свой с Санькой общий учебник по русскому.
— Повыпендривайся мне, — улыбнулся Артём. — Санька, а ты арифметику бери.
— А мне? — потребовал Ларька, всегда ревниво следивший, чтоб его хоть в чём не обделили.
— А тебе «Светлячок». Лилька…
— Да взяла уж. Держи, пискля.