Анабиоз

– Убью! Сука! Падла! Убью!

Тут я рассвирепел окончательно. Одной рукой схватил ее за волосы и, подтолкнув корпусом, скинул с себя ведьму. Она перелетела через мое плечо и рухнула в кусты. Затрещали, ломаясь, ветки.

А ухо уловило характерный щелчок. Раскладной нож. Выкидываемое лезвие ножа.

Бита была у меня в руках, и я не стал медлить. Ножа я не видел, лишь силуэт противника: тот шатался в паре метров от меня, растопырив руки в стороны и заваливаясь на правую ногу – после удара по бедру мышцы не слушались. Я прыгнул вниз, перемахнул биту через себя, описывая ею огромное круговое движение, и со всей мощью, на которую был способен, опустил ее на его левую ногу.

Удар пришелся чуть выше его колена. Что-то хрустнуло. Криков и воплей не было – противник просто обрушился вниз, как мешок с дерьмом. Я бешено озирался, гадая, откуда ждать нападения. Но рядом никого не было.

Приблизившись, я различил блеск лезвия – оно поймало какой-то далекий заплутавший в этой темени отблеск света и отразило его, с потрохами сдав своего хозяина. Я наступил на запястье противника каблуком ботинка и покрутил, словно давил окурок. Тот заверещал, а его темная фигура забилась в судорогах.

– Отпустил перо! – рявкнул я.

Нож мягко шмякнулся на землю. Оставив правый каблук на запястье противника, я опустил левое колено на его грудь. Швырнул биту в сторону, подобрал нож и ткнул острым лезвием в скулу нападавшего.

– Замри, или останешься без глаза!

Тот послушно застыл. Его панику и боль выдавало только частое дыхание. С каждым выдохом он издавал писк, как скулящий от боли щенок.

Только теперь я разглядел лицо нападавшего. Это был таксист. Лысый, с кривым ртом. Прошлой ночью он стоял среди остальных, когда я расспрашивал у них про Сергея.

– Ах ты гнида, – зарычал я. От ярости меня заколотило. Мне хотелось порезать сволочь на куски. Я приблизил нож к его веку. – Ты его видел? Моего брата? Видел?!

Захрустели ветки. Настя ожила.

– Скажи своей суке, чтобы не рыпалась! Одно мое движение, и я наколю твой долбаный глаз на лезвие!

– Настя! – голос таксиста был тонким от страха. – Назад! Не надо!

Боковым зрением я различил силуэт Насти. Он замер около поломанного кустарника, шипя проклятия.

– Вы его видели? – повторил я, чуть усилив давление на нож. Лезвие уткнулось в веко. Очевидно, пошла кровь, потому что таксист панически залепетал:

– Нет! Отвечаю! Никогда!

– Тогда что это было?

– Отвечаю, не видели!

– Ты меня не понял? Или тебе не нужен глаз? Это больно. А главное, жутко. Сейчас нож проткнет твою кожу, скользнет по кости, а потом я поддену глазное яблоко – и оно очень противно чавкнет и выпрыгнет. Повиснет на тонких соплях, которые соединяют его с тем, что у тебя вместо мозга. Хочешь испытать? Считаю. Три. Два…

– Не видели! – завыл таксист, безуспешно пытаясь вжать затылок в землю, чтобы хоть как-то отстраниться от доводящего его до истерики лезвия. – Б… дь, клянусь, отвечаю!

– Тогда что это было? – повторил я, подчеркивая каждое слово.

– Да просто обуть хотели! Забрать шмотки и бабки и свалить нахер! Ты ж неместный! Меня бы ты не увидел! А Настя из деревни! Братан, в натуре тебе говорю!

Он назвал меня братаном. Паскуда.

– Кошелек, – сказал я.

– А?

– Кошелек. Или глаз. Считать больше не буду. Просто выдавлю глаз, а потом примусь за второй. Жить в темноте – это очень хреново.

Рука таксиста поползла к джинсам. Трясущаяся пятерня вручила мне кошелек. Не отпуская ножа, я левой рукой открыл его, нащупал купюры и забрал, спрятав в заднем кармане. Кошелек отбросил в сторону. Потом убрал нож от его лица и поднялся.

– Я ведь тебе сказал, что брата ищу. Ну ты и гнида.

Я не выдержал и коротким боковым в челюсть отключил таксиста. Тело обмякло. Настя заверещала. Я прыгнул к ней и схватил за горло.

– Заткнулась, свинья, или на ленты порву. Еще раз увижу твою наркоманскую рожу – перережу глотку. Поняла? Ты – поняла?

Настя утвердительно хрюкнула.

За углом я выбросил нож в первую попавшуюся урну. Предварительно обтерев его о ткань футболки, чтобы стереть жировые полоски папиллярных узоров – мои отпечатки пальцев на ноже, с которым неизвестно что творили раньше, мне сейчас были нужны меньше всего.

Когда я добрался до зала ожидания, громкий голос диспетчера объявил о прибытии поезда «Москва-Оренбург» на первый путь.

Мне повезло, теперь мне досталась нижняя полка у окна. По другую сторону столика дремала старушка, обнимая свою сумку.

Когда поезд тронулся, я увидел за окном какое-то движение. Прищурившись, различил троих мужчин. Они вылетели на перрон и принялись лихорадочно озираться. В руках одного из них была бейсбольная бита. Еще у одного я различил газовый ключ. Третьим был бритоголовый таксист с кривым ртом, который хромал на левую – там наверняка была как минимум трещина – ногу. Он что-то орал и прижимал к глазу платок, из-под которого сочилась струйка крови.

Мысленно я выругался. Вся привокзальная площадь Рузаевки была буквально обвешана листовками, на каждой из которых красовался аршинными цифрами мой номер. Сутки в городе – а он для меня уже закрыт.