— Ты же меня знаешь, Джин. Я не из таких девушек. Я не вздыхаю, увидев ребёнка в коляске. Не кидаюсь гладить живот беременной женщины. Не лью слёзы умиления при виде крошечных носков и ботинок! Да и вообще я не особенно умею ладить с детьми.
— Знаю, — отозвалась Джинни, плеснув в свой кофе ещё огневиски. — Ты не особо ладила с моими, пока они не стали, как ты выразилась, «достаточно взрослыми, чтобы поддержать разговор». Но это не значит, что ты не знаешь, как быть хорошим родителем. Все так думают, пока не начнут. Ты ещё удивишь себя.
— Нет, Джинни. Я знаю, что облажаюсь. У меня на днях был крайне неудачный разговор с Розой о сексе — сразу после того, как я поймала её и Скорпиуса полуголыми в кладовке для мётел.
У Джинни отвисла челюсть:
— Да заткнись ты.
— Ага.
— Это… должно быть, это было чертовски неловко.
— Роза думает, что готова.
Джинни на мгновение задумалась — и тут же расхохоталась.
— Только не говори Рону.
— Да иди ты, Джин!
— Ты рассказала об этом Сьюзен?
Гермиона покачала головой:
— Роза сказала, что поговорит с ней сама.
Джинни снова рассмеялась.
— О, милая. Тебя обвёл вокруг пальца подросток.
— Что?
— Она и не собиралась обсуждать это дерьмо со Сьюзен. Когда в её возрасте я начала встречаться с Майклом Корнером, моя мама говорила мне то же самое. «Ты можешь поговорить со мной, Джиневра».
— И, полагаю, ты этого не сделала?
— Конечно, нет. Я сделала другое: потеряла девственность с этим полудурком под спортивной трибуной. Майкл продержался полторы минуты, после чего ушёл, оставив меня разыскивать мои трусики — их утащила белка.
Гермиона поморщилась:
— Прелестно. А я всё думала, почему ты его бросила. Всё, что ты говорила по этому поводу, — что он «чёртов неудачник».
— Так и есть. Но у Розы всё будет по-другому. Скорпиус — хороший парень, и он от неё без ума.
— Справедливо. В общем, не слишком-то хорошо я с этим справилась.
Джинни подняла свою кружку, салютуя ею Гермионе:
— Добро пожаловать в клуб родителей, малыш, — она сделала огромный глоток кофе. — По крайней мере, твоя крестница решилась тебе довериться. Мой сын не может мне признаться в своей ориентации.
Гермиона удивлённо распахнула глаза:
— Альбус гей?
Джинни фыркнула.
— Джеймс. Джеймс гей.
— Бог мой, я и подумать не могла, — вздохнула Гермиона, откидываясь на спинку стула.
Джинни пожала плечами:
— Этим летом я нашла в его комнате несколько журналов, убираясь под кроватью. У него нет таланта его брата к хранению тайн.
— Вот это да. Он кажется таким…
Джинни кивнула.
— Это притворство. Совершенно ненужное, особенно перед нами с Гарри. Это… — Джинни замолкла, уставившись в кофейную чашку. Её голос звучал надломленно, когда она вновь заговорила: — Больно, что он боится нам рассказать.
— Джин, — Гермиона накрыла руку подруги своей ладонью. — Уверена, в своё время он поговорит с вами.
— Знаю. Конечно, поговорит, — она серьёзно посмотрела на Гермиону. — Бо́льшую часть времени быть матерью — неблагодарная работа. Джеймс — типичный хулиган, Альбус — не умеющий общаться с людьми чудик, а Лили ничего мне не рассказывает. Но клянусь Богом, я готова остановить своё сердце ради любого из этих маленьких монстров. Иногда я на них смотрю и чертовски горжусь, я просто не могу поверить, что они настоящие. Я сделала этих людей. Да, у них есть недостатки. У Гарри есть недостатки. У меня целая куча недостатков. Но, чёрт побери, мы семья. И я не поменяла бы это ни на что в целом мире.
Гермиона не могла не улыбнуться: это был редкий случай, когда Джинни снимала свою броню.
— Я хочу этого. И сделаю. Никогда не думала, что смогу, но, Мерлин помоги мне, я чертовски этого хочу.
— Ты и Драко, возможно, не идеальны, ведь идеальных не существует. Но он твой навсегда. В этом нет никаких сомнений.
Гермиона криво улыбнулась подруге. Подобные моменты напоминали ей о профессии Джинни — из неё вышел отличный спортивный обозреватель. Эта женщина мастерски владеет словом.
Джинни тем временем вонзила зубы в миндальный круассан:
— Твою мать, это так вкусно, что я чувствую это даже своим клитором.
Просто чёртов гениальный мастер слова. Член кружка литераторов с беспрецедентным талантом к риторике. Гермиона улыбнулась:
— Дорогуша, да ты сексуально не удовлетворена.
— А ты, моя избалованная подруга, сексуально озабочена.
Гермиона сделала глоток кофе.
— Наверное. Но тебе всё равно стоит поговорить с мужем.
— Поговорю. Знаешь, тематика его картин изменилась. Он больше не рисует сиськи.
— О, приятно это слышать.
— Теперь на его картинах времена, когда он был аврором, — её губы растянулись в нежной полуулыбке. — Он скучает, — она откусила почти неприличный кусок от своего круассана.
— А ты скучаешь по его аврорской мантии.
Джинни по-девчачьи вздохнула.
— Я так сильно хочу трахаться.
— Поговори с мужем, Джин.