Амур широкий

Это маленькое русское село находилось на берегу озера Болонь, в глубоком заливе. В Тайсине русский с Гэнгиэ не появлялись.

— На Харпи едем, — сказал Гида.

— Русский — это тебе не нанай, — подумав, возразил Токто. — На Харпи ему нечего делать.

Они возвратились в Болонь.

— Нас обманули, у нас украли Гэнгиэ, — сказал Токто Лэтэ. — Не русский мужчина украл, а советская власть украла. Я понял теперь все. Они к ночи выехали в сторону Джуена, а когда стемнело, спустились обратно и поехали в Маямыж, а оттуда в Хабаровск. Так я думаю. Ты, Гида, будь мужчиной, ничего… А ты, отец Гэнгиэ, что думаешь дальше делать?

— Не знаю, — ответил Лэтэ.

— Ты в сговор с советской властью. Ты решил отобрать у Гиды дочь, потому что он двоеженец, а по новому закону нельзя иметь две жены. Вот ты и решил отобрать дочь…

— Что ты говоришь, Токто?

— Все, что думаю. Как ты мог поверить, что твоя дочь, на ночь глядя, поехала с русским мужчиной в Джуен?

— Она сказала…

— Мало ли что она могла наговорить, но она не смогла бы убедить тебя, если бы ты не был в сговоре. Ты ведь знал, что русский собирает молодых людей. Нашего Богдана они уже оставили у себя, он никогда больше не вернется к родителям. Твою Гэнгиэ тоже теперь сделают русской и оставят у себя насовсем. Ты этого хотел?

— Нет, не хотел! — закричал Лэтэ.

— Кричать начал? Теперь я убедился, ты этого хотел. Я с тобой буду судиться: ты нас обманул, взял за дочь тори, а сам ее уговорил уехать. Выходит, ты отобрал ее от нас и тори не возвращаешь…

Лэтэ молча глядел в круглое, чуть морщинистое лицо Токто. Токто, перед которым еще совсем недавно преклонялись все охотники Амура. Еще бы! Кто был храбрее Токто? Кто победил хозяина тайги? Кто бросил вызов богу — эндури? Этого даже в мыслях не смел никто делать. И этот Токто теперь выглядел совсем иначе. Храбрым он остался, он бросает вызов советской власти, обвиняет ее в краже своей невестки. Но где его ум?

— Тори советской властью запрещены, — сказал Лэтэ.

— Ты все равно вернешь тори! Судиться будем.

— Будем, а я не верну. Когда советская власть выгоняла торговцев, она сказала нам: «Охотники, У обманщик, он всю жизнь обирал и обманывал вас, все долги ваши — пустое дело, не отдавайте ему долги». Так было, ты сам знаешь. Теперь советская власть скажет: «Женщины — люди, запрещается их продавать, покупать». Вот так. И все поймут, может, ты один только не поймешь…

— Все вы амурские считаете себя шибко умными, а нас, озерских, глупыми.

— Ты сам глупо не веди себя. А про дочь я, честно говорю, ничего не знаю. Теперь беспокоюсь. Может, этот русский увез ее, чтобы жениться…

— Я его убью! — закричал Гида. — Я поеду в Хабаровск, разыщу его и убью!

— Беспокоюсь о дочери, — продолжал Лэтэ. — Эта русская девушка должна знать, наверно, должна знать. Она сейчас в Нярги. Надо к ней съездить…

Чтобы застать в Нярги Нину Косяюву, выехали немедленно. Обиженный Токто не промолвил ни слова. Гида понял, что навсегда потерял любимую жену, и молча плакал. Никто не видел в темноте его слез. Рано утром, приехали в Нярги. Пиапон встретил их на берегу.

— Ночью охотников гоняет только большая беда, — сказал он, поздоровавшись. — Что случилось, Токто?

— Где русская девушка? — спросил Токто.

Разбудили Нину, она ночевала у Лены.

— Где Гэнгиэ? — спросил Токто.

Увидев джуенцев и среди них почерневшего от горя Гиду, Нина сразу поняла, зачем они разыскивали ее. Всю дорогу от Джуена до Болони она вместе с Гэнгиэ составляла план побега молодой женщины в Ленинград.

— Сейчас должна быть в Москве, — ответила она.

— Ты отправила ее?

— Нет, она сама уехала. Она хочет учиться.

— Врешь, ты уговорила!

— Вы на меня не кричите, товарищ Токто. Я узнала, что она хочет сбежать от мужа, только когда мы выехали из Джуена.

— Почему ты не сообщила об этом мне? — спросил Лэтэ.

— Она просила никому ничего не говорить.

— Ты преступница! Тебя надо судить! — кричал Токто.

— Судить меня ты не можешь, а я, когда вернусь к вам в Джуен, буду кое-кого судить.

— Ты хочешь вернуться в Джуен, зачем?

— Жить.

— Никто с тобой не станет жить, все разбегутся.

— Там будет видно.

Токто отвернулся от Нины и зашагал на берег. Его догнал Пиапон, предложил кисет. Они сели на остывший за ночь золотистый песок и закурили.

— Зачем я только ходил в партизаны, — заговорил Токто. — Зачем воевал за эту советскую власть.

— Не один же ты воевал, — усмехнулся Пиапон.

— Знал бы все, что потом случится, не пошел бы воевать. Откуда пришла бы мысль Гэнгиэ сбежать от мужа и уехать в город, который даже во сне не снился ей, если бы не эта власть? Зачем все это делает новая власть? Ну, хсроши выгнала она обманщиков-торговцев, облегчила нам жизнь, хватит, на этом спасибо. Но зачем нам новые законы? Такие законы, что жена не боится мужа, бежит от него…

— Я думаю, Токто, это только начало.

— Так ты думаешь? А что дальше будет? Женщины на головах будут ходить? Нет, хватит этого нового, я уже сыт им но горло. А еще эта русская обещает приехать в Джуен жить. Нет, Пиапон, я, наверно, убегу на Харпи.

— Куда убежишь, ведь на всей нашей земле советская власть. Никуда не убежишь.