Амулет на удачу (СИ)

Очнулась я с ясной головой, физически абсолютно здоровой и с мыслью — больше не хочу спать, поэтому никаких лекарств и прочих снотворных. От жажды помру, но пить не буду. Уже через полчаса оказалось — лежать в лазарете очень скучно, а в дальней отдельной персональной комнате, куда меня определили от посторонних глаз подальше, и того скучнее. Окно не открывалось, это я проверила первым делом, плюс на нём весела какая-то завеса: свет пропускает, но всё, что происходит на улице, размазывает, превращает в картину галлюцинирующего импрессиониста. Даже если бы сейчас вломился Мишка со своим отцом и оба потребовали моей крови, наверное, меня обрадовало бы больше, чем безделье. Я пыталась просто лежать, лежать, стараясь делать это безразлично, изображая буддийского монаха в состоянии нирваны. Дальше, рискуя получить ручкой в ухо, присела около двери и приложилась к замочной скважине. Подглядывать нельзя — так послушаю, хотя к сплетням и чужим тайнам никогда интереса не проявляла. Вскоре и это надоело. Какой-то первокурсник с факультета маго-ботаники сдуру чего-то сожрал в университетской оранжерее, отчего у парня началась магическая диарея. Третьекурсница-медик нашла у себя симптомы беременности, побежала рыдать в больницу. Там выяснила, что ошиблась, но за свою позорную ошибку лишилась какого-то там зачёта по гинекологии за прошлый семестр, отчего разрыдалась вдвое громче… Сомнительного интереса новости.

Я вернулась в постель, но тут меня вместо скуки поймало беспокойство. Почему я всё ещё здесь? Если всё вскрылось, и про подлог знают, почему вместе с Мишкой уже не вышибли меня домой? Если ничего серьёзного не стряслось, и никто ничего не знает, то меня должны вернуть в общежитие, ибо чем дольше я тут лежу, тем сложнее и больше навёрстывать, программа у нас плотная. Кстати, Базиль зашёл, Ульрика зашла — а Мишка нет. Он, конечно, сволочь и подонок, но инстинкт самосохранения у него отменный, вынуждена признать. Если он не зайдёт проведать меня в больницу, а я продолжу ему помогать, в глазах местного общества это будет выглядеть настолько странно, что вызовет уйму подозрений. И ещё вопрос: почему я всё ещё в клинике и вдобавок в отдельной палате? В Академии хоть и неплохая, но самая рядовая больница. Месье Дюран не на шутку испугался за моё состояние, сейчас, успокоившись и заново прокручивая в голове наш разговор, я в этом стала уверена. Насколько я знала, не зря соседка в общаге у меня будущий медик, по-настоящему сложными случаями занимаются в Центральном госпитале. И раз я не там, то со здоровьем у меня проблем нет. Так почему меня упрятали в стенах университетской клиники, и долго ли мне ещё отлёживать бока?

Тоска от безделья накатила такая, что я даже, когда нашла ручку и несколько листов чистой бумаги, села за повторения формул, которые задавал Дюран. пусть меня от них уже тошнило, но хоть какое-то осмысленное занятие.

***

Утро началось с того, что ко мне каким-то образом умудрилась просочиться Ульрика. Я чуть не взвизгнула от счастья и бросилась к ней на шею, хоть какая-то живая душа.

— Т-сс. Я контрабандой. Стащила халат, ребята помогли пропуск подделать. Как ты тут? А то как ты упала прямо на парах, так Дюран тоже куда-то свалил, а потом и Мишка пропал. Оба вернулись вчера, причём Мишка какой-то тихий и помятый, — тут её глаза аж загорелись. — Там вся Академия гудит уже насчёт Дюрана и про тебя. Так что у тебя…

— У неё строгий постельный режим и изоляция. Наверное, не просто так, если пациентка до сих пор в больнице, — от порога раздался язвительный голос врача. — Мадемуазель, я понимаю ваше желание увидеть подругу и исключительно поэтому сделаю вид, что вас тут нет. Но только если вы немедленно нас покинете.

Я со вздохом подтолкнула Ульрику к выходу, нехорошо, если она влипнет в неприятности. Подруга тоскливо посмотрела, но перечить не рискнула. Следом за ней ушёл и врач, а я уткнулась в подушку, тоскливо размышлять о своей невезучей судьбе. Что-то мурчало и вибрировало прямо у лица, горячее влажное дыхание разве дуло в ухо запахом борща. Я вздрогнула, повернулась набок и уставилась в… морду, чешуйчатую, тёмно-зелёную, и счастливо улыбавшуюся во всю зубастую пасть…

— Мама! — вскрикнули мы, причём одновременно, а потом я, сгребая в охапку мою когтистую тварюшку и радостно запричитала: — Зубастик ты мой, хищник ты ненаглядный! Нашёлся! Куда ж ты от меня тогда улетел, сволочь же ты крылатая…

Зубастик на сволочь, тем более крылатую, не обиделся, а лишь потёрся счастливой чешуйчатой мордочкой о мою щеку.

— Вернул в целости и сохранности, как обещал, — раздалось от порога. — Я вижу, что вы совсем поправились, Елизавета, и наконец-то вас можно по формулам погонять. Академическая задолженность — дело святое.

— Сдались вам эти формулы! — в сердцах воскликнула я. — Чего вы меня ими запугиваете всё время?! Я знаю их всех назубок, если вам так интересно!