Американский пирог

— Да ладно… И почему же? — Джесси так чесал в затылке и таращил глаза, словно слушал не меня, а Билла Холла с четвертого канала, готового пролить свет на некий метеорологический феномен.

— Их затягивает в себя наш Теннесси, ведь тут — такая дыра. — Я ухмыльнулась, надкусила сухарик, ощутив на языке россыпь соленых крошек.

— Люблю женщин с чувством юмора, — объявил Джесси, прижав руку к сердцу. — А впрочем, можно и короче: я просто люблю женщин.

— Неужто всех? — Я резко наклонилась к нему, тряхнув копною светлых волос.

— Думаю, да. — Он испуганно сглотнул.

— Не знаю, не знаю, хорошо ли это.

— А что? — Вид у него был порядком обеспокоенный.

— Видишь ли, у меня есть теория относительно любви.

— Что-что? — заморгал окончательно перепуганный Джесси.

— Теория. — Я отхлебнула «Текилового рассвета». — Рассказать?

— Ага… — кивнул он.

— Тогда слушай. По-моему любовь как мышца. Ей нужны постоянные упражнения.

— Крошка, я — тот, кто тебе нужен, — просиял он. Задрав свой ремень, он положил руку на пряжку. — Вот тут — отличный тренажер для этой мышцы.

— Я о другом упражнении, понежнее, — я улыбнулась.

— Черт, за это надо выпить.

Глядя на мои пальцы, он снова сглотнул и надвинул шляпу поглубже. И тут же подозвал тощую официантку и заказал еще два «рассвета».

— Ты просто читаешь мои мысли. — Я приподняла тарелку с сухариками и встряхнула ее. — От соли ужасно хочется пить.

— Мне тоже, — отозвался ковбой.

— Но ты же ничего не ешь.

— Когда ты рядом, естьне хочется.

Я почесала подбородок ярко накрашенным ногтем. Всякую лесть я засекаю с помощью особого внутреннего радара, этакого детектора подхалимажа. Сейчас он дал предупредительный звоночек. Покосившись на ковбоя, я спросила:

— А чего же хочется?

— Ну не знаю… Общаться. — Он нагнул голову и заулыбался. Вид у него был самый невинный, так что я расслабилась и, неожиданно для самой себя, улыбнулась в ответ. Музыкальный автомат затянул длинную и заунывную балладу о любви, а ковбой между тем как бы невзначай положил руку на мою коленку. Детектор подхалимажа просто взревел. Я перестала улыбаться и уставилась на его руку. У него были короткие и толстые пальцы, казавшиеся очень белыми на фоне линялой джинсы, а на мизинце красовался золотой перстень с подковкой. В баре было душновато, в воздухе висел табачный дым, а от грохочущей музыки звенело в ушах. «Через пару секунд придется убрать его руку, а то он неверно меня поймет». Таковы уж эти ковбои — купят тебе напиток-другой и тут же начинают лапать. Типа, пора, красотка, долг платежом красен. Снимай-ка джинсы, ныряй в постель и вперед! Но даже если ты и правда не прочь туда нырнуть, нужно притвориться неприступной: легкая добыча убивает интерес. Иногда быть женщиной — такая морока.

— Ты что-то распустил руки. — Я игриво шлепнула его по руке, но он продолжал тискать мое колено сквозь толщу старой джинсы. Мой третий муж обожал шлепки, и я почувствовала, что краснею. — Эй, мне больно. Я буду вся в синяках.

— В синяках? Да ладно, думаю, тебе понравилось. — Джесси оставил мою ногу в покое. Он улыбнулся и сдвинул шляпу на затылок. Увидев его сияющий от пота лоб, я подумала, что, может быть, он рано облысеет, как Гарт Брукс. Мне всегда говорили, что лысые — самые лучшие любовники, вероятно от избытка тестостерона. Но, увы и ах, лысых мне пока не попадалось.

— Мне-то нет. — Я отодвинулась, притворяясь обиженной. — А тебе?

— Хочешь проверить? — Он принялся расстегивать ремень. Звякнула пряжка, и на миг показались ярко-розовые трусы. Клянусь богом, это зрелище меня потрясло. На вид ковбой был совсем юным; у него были удивительные зеленые глаза. Угадать, сколько ему лет, я нипочем бы не смогла — никогда не умела определять возраст по внешности. Вообще, единственное, что я всегда умела, это завлекать мужчин и печь пирожные. Мое коронное блюдо — лимонные меренги. Я почти с пеленок затвердила, что не все лимонные пирожные созданы равными. Они в точности как мужчины; одни сладкие, как патока, другие слишком кислые; и, если зазеваешься, и от тех и от других остается неприятное послевкусие. А вне холодильника и те и другие покрываются капельками влаги.

Пирожные я обожаю, а мужчины — это просто мой крест. Предсказания в обертках от конфет всегда пророчат мне «несчастную любовь»,а линия жизни на моей ладони с самого детства скрыта огромным шрамом. Что, по-моему, не слишком хороший знак. Я трижды была замужем — однажды овдовела и два раза развелась. В промежутках между мужьями я встречалась с докторами, адвокатами и банкирами. Банкиры оказались жмотами, а доктора — утомленными трудоголиками, не способными на хороший секс. Ну а адвокаты — настоящие параноики: ей-богу, они просто двинулись на мысли, что жены за ними следят. И постоянно боятся, что любовница, как Дженнифер Флауэрз, устроит разоблачительную пресс-конференцию. Но мне бы и в голову не пришло порочить чью-то репутацию — напротив, я бы ее укрепляла. «Голосуйте за этого человека, — сказала бы я. — При таком-то языке он достоин управлять хоть всем штатом».