Американская грязь

Глупость, конечно, полная, и Лидия это понимала: ну зачем убиваться из-за какой-то там олимпиады по географии? После всех пережитых страданий подобные мелочи вообще не должны ее задевать. Она снова выглянула в окно на визжавших во дворе детей. Спустя мгновение директриса отвлекла ее от размышлений и заговорила тихим голосом, переступив черту, которую ей не полагалось переступать. И которую она переступала уже много раз.

– Мои родители были нелегальными иммигрантами из Филиппин, – призналась женщина. – Когда мы приехали сюда, я была младше Луки.

Лидия не нашлась с ответом. Что это было? Проявление солидарности? Попытка приободрить? В тот момент она чувствовала лишь смертельную усталость. А еще зуд. У нее потрескались ладони.

– Если вам нужна помощь, я могу посоветовать хорошего адвоката по делам миграции.

На заднем дворе своего крошечного дома они поставили восемнадцать раскрашенных камней. У Бето был небесно-голубой. У Адриана – с изображением футбольного мяча. К папиному камню Лука приходил каждый день после школы. Рассказывал о своей новой жизни в Мэриленде и о том, как здорово делить комнату с Мами. О том, что любит Ребеку больше, чем Соледад, и порой волнуется из-за этого, хотя и не слишком сильно, потому что Соледад и так любит весь мир. Ребеке его любовь была куда нужнее. Мальчик рассказывал Папи о новой учительнице и приятеле Эрике, с которым они играли на переменах во всякие игры. Кикбол. Квадрат. Лука часто плакал. Но также и смеялся, разговаривал, читал. Жил. Поначалу Соледад и Ребека редко приходили к камню отца, но со временем стали бывать там чаще. На прошлой неделе Лидия полола на дворе сорняки и обнаружила возле камня Элмера игральную карту – червонного короля. Время от времени, когда она мыла посуду и выглядывала через кухонное окно, она видела в траве Ребеку или Соледад. Девочки сидели в одиночестве и порой шевелили губами, точно в молитве.

Они по-прежнему спали с включенным светом – точнее, только Лука. Лидия спала мало. В основном сидела в постели рядом с сыном, который теперь занимал место, когда-то отведенное Себастьяну. Она гладила мальчика по волосам и надеялась, что ему снова приснится Папи. Надеялась, что однажды Себастьян проскользнет из сновидений сына в ее собственные, словно его присутствие было физическим и состояло из частиц и атомов, которые могли перемещаться от уха к уху, из сознания в сознание. Una frontera santificada[135]. Поздней ночью Лидия читала в постели при включенной лампе, и та отбрасывала мягкий свет на ее покрытые колени, на теплое одеяло, на тихо сопевшего во сне Луку. В новом доме она дважды перечитала «Любовь во время чумы» – сначала на испанском, потом на английском. Никому не отнять у нее этой книги. Она принадлежала только ей одной.

От автора

В 2017 году на границе между США и Мексикой каждые двадцать один час погибал один мигрант. Эта статистика не учитывает тех, кто ежегодно просто исчезает с лица земли. Когда в 2017-м я заканчивала эту книгу, по всему миру каждые девяносто минут погибал один мигрант – в Средиземноморском регионе, в Центральной Америке, в странах Африканского Рога. Каждые полтора часа. То есть каждый день к тому моменту, когда я заходила к детям пожелать им спокойной ночи, появлялось шестнадцать новых трупов.

В 2013 году, когда я начинала собирать материалы для книги, эти подсчеты было трудно произвести: никто не вел статистику. До сих пор в Международной организации по миграции предупреждают, что эти цифры «вероятно, лишь малая часть реального числа смертей», потому что о многих исчезнувших мигрантах просто ничего не известно. Возможно, настоящая цифра примерно такая: двести человек на каждый раз, когда я загружаю стиральную машину. Сейчас по всей Мексике порядка сорока тысяч человек числятся пропавшими без вести, и полицейские регулярно обнаруживают массовые захоронения с десятками, а то и сотнями тел.

В 2017 году Мексика была самой опасной в мире страной для журналистов. Уровень убийств был самым высоким за всю историю страны, и абсолютное их большинство до сих пор остается нераскрытым, вне зависимости от того, кем была жертва: мигрантом, священником, репортером, ребенком, мэром или активистом. Картелям дозволено все. Жертвам насилия помощи ждать неоткуда.