Америка reload game

Консул производил впечатление совершеннейшего божьего одуванчика, однако Ветлугин читал его донесения (те, что не секретны) и знал, что в действительности тот – человек энергичный и весьма жесткий, а в реалиях Техаса с Калифорнией ориентируется как мало кто на Американском континенте. Это притом, что калифорнийские дела перешли под его фактическое кураторство без году неделя и не от хорошей жизни – с той поры, как компаньеро Император хоть и с неохотой, но подписался –таки под негласной концепцией «Нам нужны не великие Америки, а великая Россия», в результате чего его личный представитель у Негоциантов вмиг оказался в Петрограде в положении, немногим отличающемся от домашнего ареста или чумного карантина.
Дело осложнялось еще и тем, что сам тот Представитель, герой Крымской войны тридцатидевятилетний генерал Петр Семенович Ванновский, оказался эталонным случаем «отличного работника не на своем месте». По ходу дальнейшей своей карьеры в Метрополии он продемонстрирует нечастое сочетание деловитости, компетентности и безупречной честности (на посту военного министра он, среди многого прочего, сумеет даже привести в почти человеческий вид российскую Интендантскую службу), но вот дипломатические дарования у него были – примерно как у бризантной гранаты (будучи на склоне лет отправлен в почетную полуотставку – министром народного просвещения, и проведав о том, что Охранка додумалась до агентурной работы в гимназиях с массовой вербовкой осведомителей среди учащихся, он обложил министра внутренних дел Сипягина таким военно-полевым матом, что слышно было на трех этажах – ничего конструктивного тем демаршем, естественно, не добившись; одиозного министра, правда, вскоре отрешили-таки от должности, но сие было заслугой не правительства, а бомбистов…).
Отдельную пикантность придавало ситуации то обстоятельство, что на пост свой он был назначен Александром-Освободителем по представлению Министерства колоний (вотчины «противников Реформы» или, попросту говоря, «крепостников»). Ванновский никогда не скрывал своего критического – скажем мягко… – отношения к Манифесту, полагая крепостное право «становым хребтом Государства» (сиречь – непременной для конкретно-исторических условий России системой взаимных социальных обязательств дворянства и крестьянства), и обязанность приводить к общероссийскому знаменателю Калифорнию, тот Манифест как раз и похерившую явочным порядком (каковое приведение, собственно, и было штатной задачей Министерства), не могла не вызвать у прямодушного генерала изрядного раздвоения личности… Словом, менее подходящую персону на том посту и вообразить было трудно; объективно говоря, ни один взятый из Санкт-Петербурга наугад придворный бездельник или чиновный коррупционер не смог бы углубить трещину, пробежавшую между Колонией и Метрополией, столь эффективно, как наш «слуга царю, отец солдатам».