Америка (Reload Game)

Отец Игнасио задумчиво поиграл концами столы: не следует ли ему вот прямо сейчас же разоблачиться, прервав отправление таинства? Никакой исповедью происходящее, как он уже сообразил, не являлось: калифорнийский ликвидатор просто ставил в известность префекта, как представителя местных властей, о результатах своей работы. Однако формально он теперь связан тайной исповеди, и не сможет даже заявить протест — как представитель тех самых властей — на незаконную полицейскую операцию на индейской территории; ловко придумано!.. Да и не было у него, по совести говоря, особого желания протестовать: отморозки Кремальеры своей бессмысленной жестокостью и вправду давно достали всех по обе стороны границы, а официально послать сюда по их следам отряд коммандос было невозможно… Ладно: что Господь ни делает — всё к лучшему; впрочем, приличия есть приличия.

— Не суди, да не судим будешь, сын мой! — назидательно вознес перст иезуит. — Ибо сказано в Писании: «Мне отмщение, и аз воздам!»

— Так ведь сужу не я, а Компания, святой отец, — пожал плечами пришелец. — А я лишь добываю хлеб в поте лица своего, как заповедано тем же Писанием…

— Убивать за деньги — это, вообще-то, нехорошо. Не по-божески…

— Да неужели? — хмыкнул тот. — Когда я служил в армии, мне приходилось убивать за солдатское жалованье, полтора клугера в месяц… ну, полтора-то выходило с боевыми у нас, в коммандос — сапоги получали клугер… а люди, кого я убивал, были виноваты лишь в том, что носили форму другого покроя. А теперь я добываю душегубов, которых и людьми-то назвать сложно — ну и платят поболее. И что же тут неправильного, святой отец?

— Если оставить в стороне зубоскальство, сын мой, то «неправильное» тут именно сказанное тобой: «Их и людьми-то назвать сложно». Не тебе и не мне, грешному, судить — кто человек, а кто нет.

— Я бы на вашем месте поостерегся разыгрывать эту масть со своего захода, святой отец, — усмехнулся пришелец. — Со «своего» — это с иезуитского. Ведь ваша доктрина отрицает — на минуточку!.. — то, что «Нет власти кроме как от Бога». Непосредственно от Бога у вас — только власть Папы, власть же государей проистекает из воли народа и подлежит контролю того народа — ну, и Папы, как последней инстанции при «конфликте интересов». А коли государь не выполняет своих обязанностей перед вверенным ему Господом народом, так он и не государь вовсе, а — «тиран», и противиться его законам, вплоть до прямого тираноубийства, есть благое дело перед лицом Господа нашего… Согласитесь, святой отец: на фоне благословения революций с цареубийствами «охота за головами» смотрятся довольно невинно.

— Вы слишком уж упрощаете, сын мой, — как-то незаметно для себя перейдя на «вы» покачал головой Игнасио, — а ведь «дьявол прячется в деталях»… Могу я узнать: кто излагал вам — в столь… оригинальном, скажем так… виде — учение братьев Марианы и Суареса?

— Мой когдатошний командир — коммандо-лейтенант Акома. Он был довольно образованным парнем, хотя и из простых; собственно, ваши его и учили. Он даже вроде подумывал принять сан, но погиб в 55-м, под Калькуттой; такие дела… Очень сожалею, святой отец, что пришлось ввести вас в заблуждение, но мне вовсе не с руки объясняться напрямую с вышестоящими властями Территории по поводу… инцидента… у трех останцев. Если вы дадите мне четыре часа отсрочки — я как раз успею добраться до чугунки и перехватить в Туско сегодняшний поезд на Запад. Тогда больше мы не встретимся, обещаю — к вящему вашему удовольствию, верно?

— Ну, тогда вам и в самом деле следует поспешать! — кивнул иезуит. — А мой отчет наверх уйдет отсюда не ранее завтрашнего утра — послушник-посыльный куда-то запропастился, такое дело… Кстати, при случае я охотно дал бы вам разъяснения по части учения Франсиско Суареса и проистекающей из него концепции «прав человека».

— Пути Господни неисповедимы, святой отец: может, и свидимся когда… Храни вас Бог — вы, похоже, хороший человек.

Сказал — и исчез, будто опять растворился в полуденном мареве. Игнасио, выйдя следом во двор миссии, успел разглядеть из-под руки лишь круп коня, исчезающий в клубившемся позади миссии чапарале. Вот, значит, как они выглядят — ангелы смерти… Прикинув в уме время (не допустил ли он ошибки, оборвав на полуслове теологический диспут? — как-то не слишком естественно это вышло для сеятеля слова Божьего, да…), префект подошел к колодцу и принялся разматывать цепь, закрепив на конце ее вместо ведра кожаную лямку, наскоро смастеренную им из упряжи: следовало поторапливаться.

…Извлеченный на свет божий из колодезной тьмы выглядел неважно — ну а как еще может выглядеть человек, проведя пару часов в студеной воде? Сейчас, впрочем, он перестал уже клацать зубами — растертый водкой снаружи и получивший двойную согревательную дозу вовнутрь, — и выслушивал последние напутствия.