AMERICAN’ец

— Только проучить Брэдшоу я должен меньше чем через четверть часа! — закричал Фёдор Петрович, вскочил и забегал по комнате. — Договаривались же, что ты заранее приедешь ко мне и поедем вместе! Я ждал, как наивный дурачок! До последнего ждал! Теперь ты кофейком балуешься и в исподнем бродишь, а меня англичане бесчестят! К полудню весь Петербург узнает, что граф Толстой струсил и не явился на поединок! Господи, я это объясняю завзятому дуэлянту… Ты понимаешь, что ты наделал?

— Понимаю, понимаю, — ласково молвил Фёдор Иванович, высвобождая рукав халата из холодных пальцев кузена. — Я решил устроить нам с тобой королевский обед. Хорошая пища облагораживает животную оболочку человека, из которой испаряется разум! Знаешь, как надо выбирать рыбу? Скажу тебе, секретов много, но есть один, который стоит всех остальных. Главное, покупай рыбу только из садка. И смотри, которая сильнее бьётся. В той, что извивается эдак… упруго и хвостом лупит — жизни больше. Силы больше, понимаешь? Самая живая и самая сильная рыбина обязательно будет самой вкусной.

— Ты болен, — печально произнёс Фёдор Петрович и снова опустился в кресло. — Я понял, ты просто болен. Где-то в Америке, или на островах, или ещё где — тебе голову повредили. А я теперь по твоей милости сделался трусом и подлецом. Всё рухнуло, всё… На улицах пальцем станут показывать… Боже мой, я же к Анне свататься хотел!

Фёдор Иванович оживился.

— Вот это молодец! Я три года хорошей свадьбы не видел. Соскучился. Хочешь, буду шафером твоим? Застолье опять же! У меня уже под ложечкой сосёт. Давай, может, пока буженины, а?.. Стёпка! Буженину неси!.. Ты, Феденька, сейчас сам увидишь: свежайшая, ароматная невозможно…

— Кодекс чести дворянина, — тихим голосом бубнил Фёдор Петрович, глядел в точку и раскачивался, будто клал поклоны. — Кодекс чести. Позор смывается кровью. Пулю в лоб — и кончено. До чего же глупо… как глупо всё…

Стёпка принёс блюдо с ломтями нежной благоухающей буженины. Зная тяжёлый нрав хозяина, он без липшего напоминания выставил водку и рюмки, которые тут же ловко наполнил.

Взгляд Фёдора Ивановича вспыхнул, а гигантские бакенбарды встали дыбом ещё пуще прежнего.

— Ну, всё, — объявил он кузену, подхватил того за подмышки, одним движением легко поднял из кресла и подтолкнул к сервированному столу. — Всё, говорю тебе. Хватит причитать. С честью твоей всё в порядке, и трусом тебя никто назвать не посмеет, и свататься можешь хоть сегодня. Про шафера я вполне серьёзно. Про сома тоже. Рецепт фантастический. Только до обеда ещё дотянуть надо.

Фёдор Петрович поднял на кузена глаза, полные слёз.

— О чём ты? У меня жизнь кончилась!

— Это не у тебя, а у Брэдшоу она кончилась! — рявкнул Фёдор Иванович, которому вконец надоело куражиться и невозможно хотелось выпить. — Никто нигде тебя не ждёт. Никто, кроме этой буженины, этой водки и меня. Буженина сохнет, водка греется, и я тоже не из терпеливых.

— Что значит — никто меня не ждёт? — Фёдор Петрович смахнул слезу и недоумённо посмотрел на кузена.

— То и значит, — сердито буркнул шутник. — Не до тебя сейчас англичанам. Особенно твоему дорогому Брэдшоу.

— Объясни же толком! — взмолился Фёдор Петрович и, неожиданно цапнув рюмку водки, залпом опрокинул её в глотку.

— Другое дело! — просиял Фёдор Иванович, тоже с удовольствием выпил, сунул в рот ломоть буженины и продолжал с набитым ртом: — А всё просто. Сам посуди: ну какой из тебя стрелок? Курам на смех. Ты когда пистолет последний раз в руках держал? Ты же художник, Феденька! Ну, так и рисуй себе на здоровье. Медальки гравируй… Когда ты из клуба отправился домой завещание писать, я к этому индюку подошёл и без разговоров оплеуху — бац! Само собой, он меня тут же вызвал. Меньше чем через час уже стрелялись. А я, ты знаешь, на пяти саженях в червовый туз луплю без промаха. Так что этого индюка жирного даже с завязанными глазами положил бы, не то что… Буженину бери, прошу тебя. Зря я, что ли, в такую рань по дождю на рынок ездил? Аромат, аромат какой — чувствуешь?! Сейчас мы ещё водочки, а потом кофею обязательно: Стёпка, собачий сын, отменный кофе варить научился — тебе понравится!

Глава II

Говоря кузену о том, что англичане сейчас заняты, Фёдор Иванович Толстой и не подозревал, насколько он прав.

Вчерашняя дуэль наделала шуму не только в обществе. Смертельно раненного Брэдшоу привезли на квартиру, а о случившемся немедленно известили британского посла.

Сэр Уильям Шоу Кэткарт, десятый лорд Кэткарт, представлявший в Российской империи — Британскую, чувствовал себя неважно. Сказывалась паршивая погода. Кто говорит о дождливом и сыром Лондоне, тот не бывал в Петербурге. На шестом десятке сэр Уильям ощущал сырость здешних болот всеми костями и даже ливером.